Книга Дочь болотного царя - Карен Дионне

Я высыпаю лапшу из коробки в кастрюлю с кипящей соленой водой и подхожу к окну, чтобы проверить, как там девочки. Меня просто тошнит от всех этих Барби, маленьких пони и диснеевских принцесс, захламивших игровую площадку. Как Айрис и Мэри разовьют в себе такие качества, как терпение и самоконтроль, если Стивен дает им все, чего они пожелают? В детстве у меня ничего похожего не было. Я сама делала себе игрушки. Хвощ, который я разрывала на части, а потом собирала заново в том же порядке, был такой же обучающей игрушкой, как те, в которых малышам нужно подбирать фигурки под соответствующие отверстия. А после обеда из побегов молодого рогоза в моем распоряжении оказывалась целая тарелка того, что, по словам мамы, выглядело как пластиковые спицы. Но для меня это были мечи. Я втыкала их в песок на заднем дворе и строила форт, где у моих воинов-шишек (еловые против тсуговых[7]) состоялось немало эпичных сражений. Отсутствие материальных благ никогда не было для меня проблемой.

До того как мое лицо покинуло обложки журналов, продающихся в супермаркетах, люди часто спрашивали, что показалось мне самым чудесным, невероятным и удивительным после того, как я попала в цивилизацию. Как будто их мир был лучше моего. Или на самом деле был цивилизованным. Я с легкостью могу оспорить уместность данного слова в описании того мира, который открылся мне в возрасте двенадцати лет: войны, загрязнение окружающей среды, алчность, преступность, голодающие дети, расовая ненависть, межнациональные конфликты – и это только начало. Может быть, интернет? (Невразумительная штука.) Фастфуд? (Навязчивый вкус.) Самолеты? (Ради бога, в пятидесятых годах технологии уже были весьма развиты. Неужели люди в самом деле думали, что над нашей хижиной никогда не летали самолеты? Или что мы считали их гигантскими серебряными птицами?) Путешествия в космос? (Признаю, с этой темой у меня все еще возникают проблемы. Тот факт, что двенадцать человек прогулялись по Луне, кажется мне немыслимым. И да, я видела снимки.)

Мне всегда хотелось поставить вопрос по-другому. Можете ли вы сказать, каковы различия между обычной травой, ситником и осокой? Знаете, какие из диких растений пригодны для пищи и как их готовить? Сумеете подстрелить оленя, попав прямо в малозаметное коричневое пятно на его плече, чтобы он упал, где стоял, и не пришлось бы гоняться за ним весь остаток дня? А соорудить силки для кролика? Освежевать и выпотрошить его после поимки? Получится у вас приготовить его на открытом огне так, чтобы мясо было сочным, а корочка – румяной и хрустящей? И, кстати об этом, вы сможете разжечь костер без спичек?

Я быстро учусь. И мне понадобилось много времени, чтобы понять: большинство людей серьезно недооценивают мои навыки. Положа руку на сердце, могу сказать: их мир все же богат разнообразнейшими и невероятными технологическими чудесами. Важное место в списке занимает водопровод. Даже сейчас, когда я мою посуду или набираю ванну для девочек, мне нравится держать руки под краном, хотя я стараюсь не делать этого при Стивене. Немногие мужчины согласились бы жить с женщиной, которая может целую ночь провести в лесу, охотится на медведя или ест камыш. Не хочу усугублять.

Но вот правдивый ответ: самым потрясающим открытием, которое я сделала после того, как нас с мамой освободили, было электричество. Не представляю, как мы обходились без него все эти годы. Когда я смотрю на людей, которые как ни в чем не бывало заряжают свои планшеты и телефоны, поджаривают хлеб в тостере и готовят попкорн в микроволновке, смотрят телевизор и читают электронные книги глубокой ночью, я все еще изумляюсь. Никто из тех, кто вырос с электричеством, даже не задумывается о том, как прожить без него, если не считать тех редких случаев, когда оно выключается из-за грозы и приходится доставать фонарики и свечи.

Представьте, что электричества не существует. Нет никакой бытовой техники. Нет холодильников, стиральных машин и сушилок. Нет электроинструментов. Придется просыпаться, когда светает, и ложиться спать, когда стемнеет. Шестнадцатичасовые дни летом и восьмичасовые зимой. Будь у нас электричество, мы могли бы слушать музыку. Охлаждаться с помощью кондиционеров и согревать самые холодные углы наших комнат. Выкачивать воду из болота. Я с легкостью прожила бы без телевизора или компьютера. Даже без мобильного телефона. Но если и есть вещь, по которой я скучала бы, лишившись ее сейчас, это электричество. Сдаюсь.

С игровой площадки доносится вопль, и я резко оглядываюсь. Я не всегда могу определить по крикам дочерей, есть ли повод для серьезного беспокойства. Серьезное подразумевает фонтаны крови, бьющие из конечностей девочек, или черного медведя, бродящего по ту сторону забора. А несерьезное может вызвать Айрис, которая бегает кругами и размахивает руками, да еще и орет так, словно проглотила крысиный яд, в то время как Мэри смеется и хлопает в ладоши с криком: «Пчелка! Пчелка!»

Это еще одно слово, с которым у нее нет проблем.

Я знаю. Трудно поверить, что женщина, выросшая среди дикой природы, произвела на свет дочь, которая боится насекомых, но так и есть. Я давно отбросила попытки вытащить Айрис за город. Она только и делает, что жалуется на мошкару, грязь и запахи. С Мэри мне проще. Родитель не должен иметь любимчиков среди детей, но иногда это сложно.

Я стою у окна до тех пор, пока пчела не улетает в более мирное воздушное пространство, а девочки не успокаиваются. Неожиданно представляю себе, как их дедушка смотрит на них из зарослей, и мое сердце замирает от страха. Одна девочка светлая, другая темная. Я знаю, какую он выберет.

Я открываю окно и зову девочек внутрь.

3

После того как с тарелок пропадают последние крошки, я купаю Мэри и Айрис и укладываю спать, несмотря на их протесты. Мы все понимаем, что еще слишком рано. И они наверняка будут еще целый час хихикать и шептаться, прежде чем уснут, но пока они находятся в своей комнате, лежат в кроватях и не выходят в гостиную, я не против.

Я возвращаюсь в гостиную как раз к началу шестичасовых новостей. С момента побега отца прошло уже два часа, и до сих пор нет никаких сообщений о том, что его кто-то видел. В общем-то, это не очень меня удивляет. Я до сих пор не верю, что он прячется в заповеднике. Те же особенности этой местности, которые так затрудняют поиски, затрудняют и бегство. А мой отец никогда и ничего не делает просто так. В том, что он совершил побег именно там, должен быть смысл. Мне нужно только понять, в чем он заключается.

Перед тем как дом дедушки и бабушки снесли, я часто бродила по комнатам в поисках следов отца. Я хотела понять, как человек мог превратиться из невинного ребенка в похитителя детей. В судебных записях я нашла не очень много информации: мой дедушка Холбрук был чистокровным оджибве[8] и получил «белое имя», когда его еще совсем ребенком отослали в индейскую школу-интернат. Предками моей бабушки были финны, жившие в северо-западной части Верхнего полуострова и работавшие на медных рудниках. Дедушка и бабушка познакомились и поженились, когда им обоим было уже далеко за тридцать, а спустя пять лет появился на свет мой отец. Адвокат описывал родителей моего отца как старых и замшелых перфекционистов, которые были не в состоянии приспособиться к потребностям непоседливого ребенка и наказывали его за малейшую провинность. Я нашла в сарае кедровую палку с гладкой ручкой, предназначенную для порки, так что эти слова – правда. В тайнике под досками пола в спальне отца я обнаружила обувную коробку с парой наручников, клубком светлых волос, которые он, надо полагать, вытащил из материнской расчески, помадой и парой белых хлопковых трусов, тоже наверняка принадлежавших ей. Представляю, что бы сделало обвинение, если бы им в руки попало все это.