Книга Герой снов - Лиза Клейпас

Особняк Ангеловского стоял в центре поместья в пятьдесят тысяч акров, раскинувшегося по обе стороны Темзы к западу от Лондона. Николай купил поместье три года назад и устроил по своему вкусу. Великолепная обстановка хоть и была достойна князя, но не шла ни в какое сравнение с дворцами, которыми он владел в России. Ему было дозволено взять в изгнание лишь десятую долю состояния, и эта доля составляла примерно тридцать миллионов фунтов стерлингов. Николай был одним из богатейших людей в Европе и, пожалуй, самым завидным женихом. Обладатель такого баснословного богатства должен был считаться счастливцем, но Николай казался Эмме самым несчастным из всех ее знакомых. Возможно, он жаждал недостижимого или его сжигало неисполнимое желание?

Нежный тоненький голосок прервал течение ее мыслей:

– Посмотри-ка, Реджина, это ведь наша подруга Эмма подпирает стену, как всегда. Удивляюсь, почему здесь не прикрепят табличку, чтобы особо отметить это место как ее собственное: "Здесь леди Эмма Стоукхерст провела тысячи часов в надежде, что ее кто-нибудь пригласит на танец!"

Говорила леди Феба Коттерли, обращаясь к сопровождавшей ее подруге, леди Реджине Брэдфорд. В этом сезоне Феба была царицей балов. Сверкающая красота блондинки чудесно сочеталась в ней со знатным происхождением и щедрым приданым. Единственной стоявшей перед ней проблемой было решить, за кого из легиона своих поклонников она хочет выйти замуж.

Эмма неловко улыбнулась, чувствуя себя какой-то великаншей, неуклюже нависавшей над этой изящной парочкой. Она ссутулилась и прижалась спиной к стене.

– Здравствуй, Феба.

– Я знаю, почему она выглядит такой потерянной, - продолжала Феба. - Нашей Эмме гораздо уютнее в хлеву, чем в бальной зале. Что скажешь, Эмма, разве не так?

Эмма ощутила, как сжалось горло. Она бросила взгляд на Адама, который в другом конце залы увлеченно беседовал с друзьями. Ободренная его пусть отдаленным присутствием, Эмма напомнила себе, что Адам любит ее и поэтому колкости девушек значения не имеют. Но все равно они больно ранили.

– Какая ты скромная, и безыскусная, и пышущая здоровьем, - ворковала Феба, глубже вонзая коготки в несчастную Эмму. - Ты просто удивительна! Мужчины должны сбегаться к тебе стаями. Понять не могу, почему они никак не оценят твои сельские прелести.

Прежде чем Эмма успела ответить, рядом с ней внезапно возник Николай Ангеловский. Удивленно моргнув от неожиданности, она подняла на него глаза.

– По-моему, настало время танца, который вы мне обещали, кузина, - произнес он с непроницаемым лицом.

Эмма на миг лишилась дара речи, как, впрочем, и ее собеседницы. Среди блеска и роскоши бальной залы Николай в черном с белым вечернем костюме был так необыкновенно хорош, что казался нереальным. Падавший сверху свет высвечивал его суровые черты, превращая глаза в мерцающие желтые озера. Его ресницы были так длинны, что у внешних уголков глаз их золотистые кончики сплетались в пушистую бахрому.

Феба Коттерли растерянно приоткрыла рот, догадавшись, что Николай подслушал ее дешевые колкости.

– Князь Николай, - с придыханием вымолвила она, - какой чудесный вечер… то есть какой вы замечательный хозяин бала! Я получила сегодня необыкновенное удовольствие. Все просто идеально: и музыка, и цветы…

– Мы рады, что вы их одобрили, - холодно прервал ее Николай.

Эмма едва не прыснула со смеху. Она никогда еще не слышала из его уст это царское "мы". Но следовало признать, что прозвучало оно очень эффектно.

– Вы назвали Эмму кузиной? - поинтересовалась Феба. - Я и не знала, что вы в родстве.

– Мы дальние родственники, вернее, свойственники, - объяснила Эмма, игнорируя легкую усмешку, заигравшую на губах Николая.

– Наш танец, - напомнил он, предлагая ей руку.

– Но, ваша светлость, - запротестовала Феба, - вы танцевали со мной только раз, на балу у Бримфортов. Не хотели бы вы повторить?

Оценивающий взгляд Николая скользнул по фигурке Фебы вниз, до кончиков изящных ножек, затем снова поднялся вверх.

– По-моему, леди Коттерли, одного раза вполне достаточно.

Взяв Эмму за руку, он повел ее танцевать, оставив онемевшую Фебу и остолбеневшую Реджину около стены.

Эмма присела в реверансе в ответ на приглашающий поклон Николая и подала ему руку. С улыбкой, полной робкой радости, она заглянула ему в глаза.

– Благодарю вас. Я еще ни разу не видела, чтоб Фебу поставили на место. За это я у вас в долгу.

– Будем считать, что ты моя должница.

Он обнял ее за талию и закружил в вальсе. Эмма легко вторила каждому его па, их длинные ноги двигались в едином ритме. Она потрясенно молчала: никогда ранее… ни с кем не танцевалось ей так прекрасно. Это было как полет. Воздушные юбки ее белого платья вились и струились вокруг них, ноги, казалось, жили своей, отдельной жизнью. Она вдруг осознала, что окружающие смотрят на них. Некоторые пары даже отошли в сторону, чтобы лучше видеть. Эмма терпеть не могла быть в центре внимания, и жаркий румянец смущения залил ее лицо.

– Расслабься, - пробормотал Николай, и она поняла, что судорожно вцепилась в его руку.

– Простите. - Эмма тут же разжала пальцы. - Николай, почему вы никогда не приглашали меня танцевать… до сегодняшнего вечера?

– А ты бы приняла мое приглашение?

– Наверное, нет.

– Поэтому я и не приглашал.

Эмма с любопытством уставилась на человека, чьи сильные руки обнимали ее. Невозможно было понять, получает он удовольствие от танца или нет. Лицо его было совершенно непроницаемым. Двигался он с легкостью, необычной для такого высокого мужчины. Тело его казалось пружинистым, как у кошки. От него шел приятный теплый мужской запах, аромат дорогого мыла, безупречно чистой кожи.

Там, где край белого воротничка касался золотистой кожи, Эмма заметила кончик шрама. Она перевела взгляд на его плечо, внезапно припомнив, каким прибыл он в Англию семь лет назад… Почти на пороге смерти. Она как-то последовала за мачехой в дом больного Ангеловского и стала в упор его разглядывать. Ей никогда не забыть его ужасный вид: он был изможденным, бледным, едва мог поднять голову с подушки. А эти его шрамы!… Их жуткая сетка покрывала его грудь и руки до запястий. Прежде она никогда не видела таких рубцов. Каким-то образом Николаю удалось поймать худыми пальцами локон ее волос. Кажется, он тогда говорил:

– У русских есть сказка о девушке, которая спасла умирающего князя. Она принесла ему волшебное перышко из хвоста жар-птицы. А перья у нее были красно-золотые… как твои волосы.

Эмма с презрением выдернула свой локон из его руки, но странные слова пробудили ее любопытство. Позднее она спросила Тасю, что с ним случилось, почему у него такие необычные раны.

– Николая пытали, - ровным голосом объяснила ей Тася, - а затем выслали из России за измену царю и отечеству.