Книга Путь меча - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …Вы слышали?
— Нет, а в чем дело?..
— Просто в Хаффе то же самое…
— Куда смотрят власти? Я вас спрашиваю, куда смотрят власти?
— А почему это вы именно меня спрашиваете? Нашли, понимаешь, власть! И нечего мне бок царапать — только вчера лакировался…
— …и что странно — возле самого эфеса! В наиболее сильной части…
— А вы его знали? Ну и что? А…
— Сказки это! В наше просвещенное время не стоит уделять слишком много…
— Сказки? Вы что, действительно считаете…
— Темляк! Темляк оторвете!..
— И как раз перед Посвящением…
— Чьим?
— Чьим, чьим… сам Фархад иль-Рахш новорожденного Придатка посвящает, накануне турнира!..
— А я что? Я ничего… только, говорят, в Дурбане…
Заррахид неожиданно свернул в сторону, Придаток Чэн резко остановился, словно боясь на что-то наступить — и я увидел то, что увидел.
И мне показалось, что ставшие необыкновенно горячими ножны плотно облепили мое тело, как смесь глины, речного песка и угольной пыли перед самой первой закалкой, а ледяной родниковой воды все не было, и я боялся потрескаться, боялся потускнеть и рассыпаться, боялся…
Передо мной лежал мертвый Блистающий. При желании до него можно было бы дотянуться, но подобного желания не возникало.
Я не знал лежащего лично. Я понимал только, что это кто-то из местных Шамшеров, причем небогатых — по отделке видно. Клинок сабли был сломан на три пальца выше треснувшей гарды со сколотым шариком на одном конце. Неровная линия излома наводила на нехорошие мысли — хотя какие уж тут хорошие мысли! — а остальная часть Блистающего валялась чуть поодаль, присыпанная бурой пылью, и острие касалось бедра Придатка, разрубленного от ключицы до паха.
Как кукла на турнире, машинально подумал я. Как кожаная кукла, набитая всяким хламом вперемешку с бронзовыми отливками, когда Шешез Абу-Салим или тот же эспадон Гвениль демонстрирует перед трибунами чистоту рубки, а знатоки славного удара уже готовы завизжать, восторженно вырываясь из ножен и вспыхивая под лучами полуденного солнца.
Только кукла никогда не лежит вот так — жалко и неестественно подвернув голову и далеко откинув бессильную руку, словно и после смерти пытаясь дотянуться до рукояти несчастного Шамшера, превратившегося в две такие же мертвые половинки некогда живого Блистающего.
Они лежали совершенно одинаково — Блистающий и его Придаток — разве что над последним с жужжанием вился рой жирных зеленоватых мух. И, откатившись в сторону, прижался к глинобитному забору одинокий бронзовый шарик с гарды убитого Шамшера.
— Прошу прощения! — послышалось рядом со мной.
Я посторонился, и трое Блистающих из рода тяжелых копий Чиань, чей мощный и широкий наконечник уравновешивался утолщением на другом конце древка, поравнялись со мной и приблизились к трупу. Там двое из них легли на землю, прямо в засохшую кровь, а их Придатки постелили сверху свои плащи, закрепив их поясами, и уложили тело испорченного Придатка на эти импровизированные носилки.
Третий перебрался своему Придатку на спину, и тот бережно поднял обеими руками погибшую саблю. И мне почему-то стало стыдно, что я не знаю имени убитого, что я никогда не встречался с ним ни в Беседах, ни на турнирах, и теперь уже никогда не встречусь.
Никогда. Это слово было тяжелее удара Гвениля и неумолимее выпада Заррахида. Или моего.
Никогда.
…Так они и удалились — три прямых копья Чиань — унося сломанного Блистающего и разрубленного Придатка, унося по пустынной улице кровавый ужас, пришедший в Кабир; и те из зевак-Блистающих, кто был в ножнах или в чехлах, обнажились в молчании, салютуя уходящим и думая каждый о своем.
А я думал о том, что невозможное иногда приходит к тебе и говорит, улыбаясь: «Здравствуй! Помнишь меня?..»
— Здравствуй! Помнишь меня? — раздалось за спиной, и я вздрогнул и заставил Придатка Чэна обернуться.
Харзиец по-прежнему обвивал талию своего кривоногого Придатка, только сейчас не высилась рядом сумрачная громада угловой башни Аль-Кутуна, и подавленные Блистающие расходились кто куда, унося в душах частицу общей боли и смятения.
— Что, вчера не договорил? — хмуро поинтересовался я, забыв, что целый вечер размышлял над загадкой Блистающего из Харзы. — Так здесь не место и не время для Бесед…
— Позволь представиться, Высший Дан Гьен, — с неожиданным смирением заявил харзиец, щелкая креплением рукояти и спокойно выпрямляясь в руке Придатка. — Я — Маскин Седьмой по прозвищу Пояс Пустыни, из Высших Блистающих Харзы.
«Ну и что?» — чуть было не спросил я.
К счастью, мой верный Заррахид, не знающий о моей вчерашней Беседе с харзийцем, вернул коня нашего разговора на тропу вежливости.
— Вы оказываете нам великую честь, Высший Харзы Маскин Седьмой, — ненавязчиво вмешался эсток, почтительно и вместе с тем весьма независимо кланяясь. — Позвольте мне, Малому Блистающему из свиты Мэйланьского рода Дан, представить вам Высшего Дан Гьена, известного в Кабире как Мэйланьский Единорог…
И Заррахид умолк на полуслове, ловко вынудив харзийца или прервать возникшую паузу, или удалиться.
Пояс Пустыни, вновь обвившийся вокруг Придатка, внимательно изучал Заррахида — его стройный клинок, сложную гарду из витых полос, деревянную и обтянутую кожей с насечками рукоять, крупный набалдашник-яблоко…
— Если таковы Малые из свиты рода Дан, — задумчиво прошелестел он, — то каковы же Высшие? Впрочем, я уже немного знаю — каковы… Я приглашен сегодня в дом фарр-ла-Кабир, о достойный Малый, чьего имени я не знаю, и чья форма ни о чем мне не говорит, кроме как о врожденном достоинстве… Передай Высшему Дан Гьену, чтобы он в гостях поменьше рассказывал и побольше слушал, потому что знающий не говорит, а говорящий не знает. Прощай. Да, передай также своему господину, что мы еще встретимся, и не только на Посвящении…
И мы с Заррахидом остались на опустевшей улице одни.
— Куда теперь, Высший? — спросил Заррахид, словно мы лишь на минуту, и то по совершенно пустячной причине, прервали нашу поездку.
— Обратно, — сказал я. — Домой.
— Совершенно верно, — заметил эсток, направляясь к оставленным лошадям (причем оставленным во всех смыслах, потому что мерзавец-кончар уже куда-то удрал!). — Вы должны переодеться перед Посвящением.
— Вот-вот, — угрюмо лязгнул я. — Переодеться… Это как раз то, что необходимо мне в первую очередь.
1
…Отсветы факелов услужливо метались по стенам коридора, словно расчищая дорогу веренице наших теней через лепные украшения под потолком, начинавшиеся примерно на длину моего клинка выше головы Придатка Чэна.