Книга Сборник рассказов - Гурам Сванидзе

Я гостил у бабушки в Тбилиси. На обратном пути только и думал – поскорее бы домой, к моей коллекции. Бабушка нашла затерявшийся альбом, в котором кроме других редкостей я обнаружил ещё одну марку с Гитлером (на этот раз на сиреневом фоне). Прямо с дороги я ввалился в спальню, выдвинул ящик тумбочки, где находилась коробка с марками, и обомлел – фюрера на красном фоне нигде не было. На мой крик сбежалась родня. Началась бурная разборка. Брат рассказал, что к нам домой в моё отсутствие заходил Вовик. Он долго изучал мою коллекцию. По простоте души брат оставил гостя, сам же ушёл по делам. Моё волнение передалось матушке, она обеспокоилась моим душевным состоянием. Отец отчитал брата за разгильдяйство. Со щекотливой миссией родители собрались навестить семейку моего приятеля. Уже надев макинтош, мама вдруг вспомнила: как-то, вернувшись домой, она не застала моего брата, но в спальне находился Вовик, и в весьма необычном положении. Голова и плечи гостя находились под низкой кроватью, длинное тело и ноги торчали. На её испуганный вопрос, что с ним происходит, Вовик, вставая на ноги, красный, как рак, то ли от стыда, то ли от напряжения, ответил, что уронил денежку, и показал полтинник. Потом он ушёл. Я заглянул под кровать. Какое облегчение – в дальнем пыльном углу покоилась вожделенная марка!

– Зачем он полез под кровать? – спросил меня с каверзой брат. Я пожал плечами и ответил:

– Видимо, рассматривая марку, Вовик уронил её, она упорхнула под кровать. Он хотел вернуть марку на место.

– В любом случае нет доказательств, что твоего Гитлера хотели украсть, – урезонил всех папа.

Через несколько дней я как ни в чём не бывало заглянул к Вовику и, естественно, сообщил о новом приобретении. Отец моего приятеля принялся за своё – дескать, в самом слове «филателия» заложено понятие любви. Марка с изображением убийцы противна сути филателии. Сам Вовик хранил гробовое молчание.

Нелегал

Я родом из одного провинциального городка. Не такой он неказистый, раз о нём песню написали. Ещё в XIX веке… Юноша уходит в большой мир. Дома остались родители-старики, возлюблённая и виноградник.

В одном из ресторанов Тбилиси мне довелось услышать, как эту песню исполнял негритянский парубок, мигрант из Нигерии. Сначала хозяин ресторана определил чернокожего юношу в швейцары, для экзотики. Потом оказалось, что парень поёт и танцует. Его переквалифицировали в артисты.

Вообще Кен (так его звали) был смышлёный. Как-то на улице африканца увидели деревенские бабки. Уставились на него. «Такого ночью встретишь – кондрашка хватит!» – шепнула одна другой.

– Слон я, что ли, чтоб меня пугаться! – вдруг отреагировал Кен. Его справная грузинская речь ввергла женщин в шок. Наверное, не меньший, чем случись им на околице деревни ночью повстречать слона.

Об этом эпизоде мне рассказал коллега. Я с ним в том ресторане пообедал. Его зять водил с Кеном дружбу. Даже бизнес попытались с ним завести – дискотеку на колёсах. На море собирались на трайлере.

– Пришёл к нам этот артист, – продолжал коллега. – Пока зять себя в порядок приводил, гость всё время туркал его – то сорочка у моего родственничка неглаженая, то смеётся как болван. Сам же прямо как с иголочки. Они направлялись на деловую встречу.

– Вообще, видать, легко ему. Ходит вприпляску. Даже когда малую нужду справляет, танцует, – заметил коллега.

Потом оказалось, что у этого негра возлюбленная есть, грузинка. Втрескалась в него. А он доволен – дескать, у них в Нигерии на девиц трудно положиться. Здесь по-другому. Жениться надумал.

– Вот наглец! – вырвалось у собеседника.

– А ты случаем не расист? – спросил я у него.

– Нет вроде бы, – был ответ.

Позже я увидел Кена по ТВ. Его загребли как нелегала. Эту сцену запечатлели тележурналисты. Негритянский юноша вызвал слёзы умиления у всех, кто смотрел программу о борьбе с незаконной миграцией. Судя по кадрам, у полицейских тоже. На полицейском участке он пел песню о городке, откуда я родом. «…Дома остались родители-старики, возлюбленная…»

Его депортировали, кажется. Мне говорили, что на одном из недавних политических митингов в Тбилиси выступил негр. На отменном грузинском языке он чехвостил правительство. Неужели Кен? Сейчас всё можно допустить. Ведь среди спецназовцев, разгонявших митинг, демонстранты увидели китайца.

Испугать шамана

Симон смотрел особенно: глаза навыкат, зрачки останавливались. Как будто сканировал. Он с детства такой. Мы вместе заканчивали университет. В настоящее время работаем эменесами (младшими научными сотрудниками) в одном НИИ, специализируемся по информатике. Признаться в том, что ты с кем-то дружишь, и при этом не быть полностью в этом уверенным – риск. Симон не спешил внести ясность в этот вопрос. Мягко говоря, он не отличался экспрессивностью. Моя персона эмоций у него не вызывала. Иногда он заметно оживлялся после того, как немилосердно обыгрывал меня в шахматы. Победитель хихикал и строил потешные рожи. Однажды его матушка проговорилась, под величайшим секретом сообщив мне, что её чадо собирается стать писателем…

– Вот только маленький компьютер купит, – сказала она с некоторым благоговением, имея в виду лэптоп, который точно был не по карману моему приятелю. Пока ему осталось только таращиться на окружающих.

Как-то в моём присутствие Симон выудил своим взглядом из проходящей толпы девушку. Она приостановилась, в неуверенности пригарцевывая. На её лице чередовалось одно состояние за другим – любопытство, ложное узнавание, виноватость, вызов, кокетство, раздражение. Я хотел исправить положение и обратился к ней с тривиальным вопросом – спросил время. Она не ответила и смотрела на плюгавого очкарика с непроницаемой физиономией. Потом, опомнившись, девушка фыркнула, топнула рассерженно ножкой, повернулась и бросилась догонять подружек. Они не могли уйти далеко, так как заминка продлилась полминуты.

– Родственница Б.П., – проинформировали меня.

– Почему не поздоровался с ней? – спросил я.

– Мы не знакомы, притом её никто не просил останавливаться, – ответил мне приятель.

– А кто такой Б.П.? – уточнил я.

– Точно не знаю, – был ответ.

Мой приятель был охоч до зрелищ, но зевакой себя не считал. Он мне рассказал случай:

– Я шёл по мосту через железную дорогу, вижу – народ толпится. Смотрят вниз, на перрон. К вагону подкатили карету скорой помощи. Люд изнывал от нетерпения и был разочарован, когда из вагона два молодых человека вывели под руку старушку и помогли ей сесть в карету. Смотриво оказалось пресным.

– Да, зеваки, по идее, народ недобрый, – заключил мой собеседник.

Я высказался, что он зря отрицает свою принадлежность к этой братии. Мой приятель ответил философски:

– В отличие от неё я созерцаю сути! Ей частности подавай, мне же общее в частном. Хобби у меня такое.