Книга Кодекс состоятельных. Живи, как 1% населения в мире - Пол Салливан

Когда я отходил от дня, проведенного с Tiger 21, мне не давало покоя то, что в шутках и разговорах с членами Tiger 21 я понял, что, несмотря на все их деньги, они не были в состоянии более высокой финансовой защищенности, чем большинство людей, которых я знаю. Во многом они были даже меньше финансово защищены, что, возможно, исходило из того, что они видели, как их не менее (и даже более) одаренные друзья добиваются меньшего, или из-за того, что они не добились успеха в других видах бизнеса на пути к своему состоянию. Поэтому у них были спорные вопросы. Я восхищался этим. Вместо того чтобы быть чрезмерно уверенными из-за тех многочисленных побед, которые они пережили, они искали консультаций: они не хотели, чтобы у них отобрали их заработанные деньги, и они не хотели, чтобы их дети все испортили. Почему все остальные не рассуждали так же? Почему мы говорим о совете о покупке акций, который мы получили от друга, так, будто мы хвастаемся (или лжем) о сексе в университете? Почему мы не просчитываем то, что нам понадобится в жизни? Почему мы не думаем о преимуществах образования и опасностях самообмана в отношении уровня безопасности, финансовой стабильности и чего-либо еще? Возможно, члены Tiger 21 задавали самим себе наводящие вопросы и принимали неудобные ответы. Они не прятались от того, чего не знали. Конечно, обратной стороной этого было то, что, если они задавали себе – людям, заработавшим десятки, если не сотни, миллионов долларов, – элементарные вопросы о благотворительности и о том, как им растить своих детей – с лучшими консультантами, которых можно получить за деньги, – была ли надежда для кого-то еще?

Неудовлетворительный ответ состоит в том, что раз на раз не приходится. Центр благосостояния и благотворительности Бостонского колледжа (Boston College’s Center on Wealth and Philanthropy) провел опрос среди богатейших людей с целью выяснить, как они думают о деньгах и как о них думают обычные люди. Это исследование проникает в самую суть проблем, связанных с состоятельностью: подобно сексу, она может сделать нас счастливыми, но также может доставить массу неприятностей. О деньгах может быть очень непросто говорить с друзьями, возможно, труднее, чем о сексе, и точно труднее, чем о болезнях. Даже люди со здоровым отношением к деньгам могут испытывать трудности в том, чтобы понять, богаты они или состоятельны. Пол Шервиш, глава Центра благосостояния и благотворительности, нашел прямую корреляцию между тем, что люди думают о своем финансовом положении, и их готовностью отдавать. Это не было пустым числом; оно выражало их видение того, что у них есть. До финансового кризиса показатель вложений в благотворительность был сильно выше у тех, чей доход был выше $300 000. Семьи с показателем меньше $300 000 – то есть почти все, кто не состоит в Одном Проценте, отдавали 2,3 процента своей прибыли; семьи, зарабатывающие больше, отдавали 4,4 %. Одно из заключений, основанных на этой закономерности, состоит в том, что люди, чей заработок позволяет им находиться среди одного процента самых богатых, чаще чувствуют уверенность в своем финансовом благополучии. В то же время в другом исследовании Шервиш спрашивал респондентов, каково количество денег, которое даст им уверенность в собственной финансовой стабильности: средний ответ был около $20 миллионов. Другими словами, чувство состоятельности для всех разное.

Сегодня все более популярной темой становится неравенство доходов, о котором обычно говорят как о разрыве между американцами, чье благосостояние росло после Великой рецессии, и всеми остальными, чьи доходы оставались прежними или уменьшались, чье состояние было незначительным с точки зрения инвестиционной деятельности. Эта тема приводит людей в ярость, поскольку она давит на то, что означает быть американцем: играть на поле, на котором у каждого есть шанс достичь величия в зависимости от своих заслуг. Но что, если неравенство доходов – это не отклонение, а норма и мы к ней постепенно возвращаемся? Двое экономистов среди более либеральных мыслителей – Эммануэль Саез из Университета Калифорнии, Беркли, и Томас Пикетти из Парижской школы экономики – провели удивительную работу, собрав информацию о доходах со всего мира, названную Базой данных мирового богатства. В 2010 году один процент богатейших людей Америки владел 17,42 % всего богатства страны, что приблизительно соответствует значению 1936 года. Тогда этот показатель снизился с отметки в 18,42 %, на которой он находился накануне Великой депрессии в 1929 году, что, в свою очередь, немного выше значения 2007 года, в который началась Великая рецессия (18,33 %). Самое большое значение было достигнуто в 1916 году – 18,57 %. Если бы вы посмотрели на выравнивание доходов или хотя бы на уменьшение благосостояния Одного Процента, вы бы обратили внимание на 1970-е. Десятилетие, скорее запомнившееся благодаря экономической стагнации, высоким ценам на бензин и недостатку политических лидеров, а не равенству. В отличие от американской ситуации, один процент во Франции, где экономика росла, имел 20,65 % богатства в 1916-м, но всего 8,94 в 2006-м, в последний год, на который у ученых была информация.

Консервативный взгляд на неравенство в доходах отражен в иных источниках информации, в исследованиях на схожую тему. Кевин Хассет и Апарна Матур из Американского института предпринимательства утверждают, что есть два более точных способа измерения неравенства: они являются авторами исследования потребительских расходов, изучающего траты домохозяйств, и исследования потребления энергии в коммунально-бытовом секторе, предметом которого является то, насколько активно люди используют бытовую технику вроде посудомоечных и стиральных машин, если она у них есть. Во время первого исследования оказалось, что потребление было стабильным с 1980-х, а домохозяйства с низкими доходами стали более обеспеченными. Они обнаружили, что богатые также меньше потребляют во время экономических спадов, что периодически уменьшает разрыв. Во время второго исследования обнаружилось, что менее обеспеченные слои населения не только постоянно пользуются посудомоечными машинами, но и владеют ими (даже если они использовали кредитные карты, чтобы их купить).

Я решил, что оба этих исследования могут рассматривать проблему неравенства доходов с неизбежными перекосами в оценке результатов. Саез и Пикетти имели очень французский взгляд на выправление неравенства доходов путем дополнительного налогообложения богатых – Пикетти зашел настолько далеко, что призывал ввести налог на богатство по всему миру. Эта идея, если бы ее когда-нибудь приняли, просто вложила бы больше денег в руки федеральных и окружных бюрократов, которые часто не могут справиться с собственными бюджетами. Она также не учитывает склонность детей и внуков состоятельных людей тратить семейное богатство достаточно быстро, снова вкладывая деньги в оборот глобальной экономики. С другой стороны, Хассет и Матур рассматривают поверхностные индикаторы: как бедные люди потребляют, а богатые сокращают траты в тяжелые времена. Кому есть дело до того, как кто-то пользуется стиральной машиной?

ЦЕЛЬ ВСЕГО ЭТОГО СОСТОИТ В ТОМ, ЧТОБЫ ДАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ЛЮДЯМ ПРИНИМАТЬ ФИНАНСОВЫЕ РЕШЕНИЯ, КОТОРЫЕ ПОМОГУТ ИМ ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ СОСТОЯТЕЛЬНЫМИ, А НЕ ПОЗВОЛИТЬ ИМ ДЕЙСТВОВАТЬ ТАК, КАК БОГАТЫЕ.

Я предпочитаю другого экономиста, Рональда М. Шмидта из бизнес-школы Университета Рочестер, который перевел анализ неравенства благосостояния в другую плоскость. Он рассматривал, как выбор образования влияет на заработки. В комментариях к отчету Бюджетного управления Конгресса он утверждал, что доходы начали сильно меняться в период с 1979 до 1986 года, и разрыв на самом деле стал уменьшаться в годы после Великой рецессии. Он писал, что неравенство доходов стало уменьшаться после 2000-го – через год после обвала доткомов. Но больший интерес для меня представляла описанная им история о трех мужчинах, которые приняли различные решения по поводу образования, но все окончили школу в 1980 году. Первый на этом остановился, другой отучился в колледже, а третий пошел в аспирантуру. «В 1987-м, когда всем им было от 25 до 34, первый зарабатывал в среднем $22 595, выпускник колледжа $31 631, а отучившийся в аспирантуре $36 667, – писал Шмидт. – Но 20 лет спустя, в 2007-м, соответствующие средние значения для работающих на полную ставку мужчин в возрасте от 45 до 54 были $46 667, $88 242 и $120 391». И здесь важный момент: «Неравные доходы? Так и есть. Но увеличение неравенства выросло потому, что эти люди приняли различные решения о своих доходах, а не потому, что налогообложение делает поблажки для богатых. По сути дела, экономическое неравенство – это еще один стимул вкладывать деньги в образование – или, если на то пошло, в бизнес». Он продолжил возражать против повышения налогов для богатых, но он также привел убедительные доводы в пользу того, чтобы люди поняли, что решения, которые они принимают в своей жизни, имеют экономические последствия. Если вы изучите информацию об Одном Проценте, то увидите, что его взгляды подтверждаются. Примерно треть из них начали вести бизнес. Другая значительная часть состояла из докторов – 16 %. Финансисты почти не отставали – 14 %. Спортсмены и знаменитости, у которых, возможно, было ограниченное образование, составляли 2 % группы. Непонятно было то, каков был старт этих людей в жизни – были ли они рождены с финансовыми и семейными преимуществами, которые заранее дали им превосходство, или они всего добились сами?