Книга Бесстрашный Пекка - Ханну Мякеля
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В нашем лесу всегда слушались лисьих советов! Всем ведь известно, что лиса умнее всех лесных жителей! — рассмеялась Лисонька.
Лесовик покачал головой. Казалось, он ещё больше съёжился в тусклом свете электрического фонарика. Тот горел ровно, и даже осенний ветер не мог загасить его луча.
«И какой толк во всей этой современности и техническом прогрессе, когда дела обстоят таким вот образом?» — думал Лесовик. Он молчал; Лисонька тоже примолкла.
— Послушайте, ну и что же? — начал Пекка. — Вы ведь по-прежнему живёте в своей Зелёновой Роще!
— Живём-то живём, — подтвердил Лесовик. — Да только как живём? Все нынче по-другому. Эдакая жизнь — одно горюшко, если подумать хорошенько.
Тут Пекке показалось, что и Лисонька вроде бы стала меньше ростом, так тихо она добавила:
— Да, жизнь здесь стала совсем дрянная. Ничего нигде не происходит.
— А почему? — спросил Пекка. Он никак не мог понять, что они ему, собственно, пытаются сказать.
— Всё остановилось. Музыку послушать нельзя, ничего нельзя делать — даже на улицу выходить нельзя, и дискотеки закрыты, и…
— Деточка, дай мне рассказать, — вмешался Лесовик. — Много лет назад в этом лесу объявился волк. Самый обыкновенный волк. Тоже ведь зверь. Они здесь и раньше водились, но как-то не приживались, уходили. Но этот волк был не таков. Он здесь остался.
— К несчастью! — добавила Лисонька хрипло и поплотнее запахнула воротник. Ночной холод, похоже, собрался украсть у неё голос.
— А он что, плохой? Он вам мешает?
Лесовик усмехнулся:
— Если бы все было так просто! — Он поднял на Пекку грустные глаза, морщинистое лицо было серьёзным и печальным. — Если бы да кабы… Этот самый волк совсем преобразился… он уже не простой, а Великий Волк, как он торжественно объявил. Весь лес полон этих объявлений. На стволах деревьев вырезано его имя: Великий Волк! На камнях выбито, на заборах нарисовано, на столбах развешано… И самое худое, что волк имени своего достоин: начал за нас всё решать. Мы в лесу больше не смеем ни шагу ступить без его позволения. И ничегошеньки не можем с этим поделать. Он призвал на помощь своих сородичей, и теперь волков тут хватает — за нами следить.
— Иначе мы бы не ходили ночью, — пояснила Лисонька. — Ведь Волк запретил нам собирать в лесу ягоды… всё себе забрать хочет. Всю землянику! И если бы нас здесь увидели, то… — Тут Лисонька судорожно вздохнула. — А мне так хочется увидеть хоть одну земляничину! И попробовать! Я столько о ней слышала и читала тоже!
— Ах ты, золотко моё, — сказал ласково Лесовик, — и всего-то возрасту несколько годков, а уж надо всё получить — всё разом… Но и в самом деле: если Великий Волк узнает, что мы здесь, нам не поздоровится. Не говоря уж о тебе. Человечьих детей Волк особенно боится.
Пекка даже засмеялся — это ж надо такое придумать! Неужели волк может бояться маленького мальчика?
— Ты не смейся, я правду говорю, — сказал Лесовик. — Волк-то знает, что только человек может его победить, потому и боится людей, как чумы. Хотя он с людьми торговлю ведёт, лес им продаёт… Да-аа… исчезает наш заповедный лес участок за участком — с грохотом валят вековые сосны, вывозят их на фабрики, запрудили речные пороги, рыбные заводи все перегородили сетями и какими-то гремучими штуковинами… Волк скоро всё продаст! Но людей-то самих он ужас как боится… Вот если бы ты здесь вырос, может, его бы и победил… Ведь недаром говорится, что человек пострашнее волка!
Лисонька так и прыснула со смеху.
— Не больно-то Пекка страшен! — заметила она.
— Что правда, то правда, — усмехнулся Лесовик, — только Волку на это наплевать: стоит ему учуять мальчишку, как тот быстренько окажется в плену.
Пекка слушал-слушал, смотрел-смотрел — и ничего не понимал. Казалось, только что он лежал в уютной постели… и вот теперь слушает россказни этого диковинного старикашки посреди леса, в котором болтаются привидения и хозяйничает Великий Волк, торгуя этим самым лесом направо и налево. Пекка не знал, что бы сказать или сделать, а потому стоял, дрожа от холода, и ждал.
— Я знаю один приём карате, — наконец робко начал он, — только я про него читал уже давно, и…
— Тсс! — зашипел вдруг Лесовик и выключил фонарик. — Кто-то тут ходит!
Пекка испугался и спрятался за ствол ёлки. Затаив дыхание, он прислушивался к ночным звукам. Всё так же шумел в деревьях ветер, какая-то птица в ельнике вскрикивала низким голосом: «Гу-гуу! Гу-гуу!» — и опять умолкала. А больше ничего не было слышно. Но Лесовик и Лисонька испугались. Они присели на корточки и перешёптывались, но прежде, чем Пекка успел спросить, в чём дело, кто-то схватил его за плечо.
— Ложись вон за тот можжевельник! — прошипел Лесовик.
И вот уже Пекка лежит на мокрой земле, а Лисонька и Лесовик, скорчившись, притулились к его бокам. И чего это они? Вдруг до него донеслись звуки. Тяжёлые медленные шаги приближались к поляне; потом стали слышны тихие всхлипывания. Тут луна пробралась в какую-то щель между облаками и озарила бледным светом лес и поляну. Сердце у Пекки колотилось как бешеное.
Облако опять закрыло луну; странные звуки в темноте всё приближались.
«Я не боюсь, — говорил себе Пекка, — не боюсь, не… — Но слышал, как громко стучит его сердце. — Что это я болтаю — конечно боюсь, ужасно боюсь!»
Да и было от чего испугаться: когда луна показалась снова, он увидел, что на поляну вышли два странных существа. Пекка даже зажмурился, чтобы не смотреть на них.
Но нельзя же вечно сидеть с закрытыми глазами! Он осторожненько покосился в ту сторону, откуда доносились звуки. И сразу разглядел, что это были за существа. Посредине поляны стоял большой-пребольшой медведь, громадина — таких Пекка в зоопарке и не видывал. Медведь! Они ещё пострашней волков! Почему же Лесовик ни словом о нём не обмолвился?
Медведь был не один. За ним по пятам ковыляла невиданная птица. Она была вроде совы или филина, но какая-то другая. Потому что совы по воздуху летают, а эта не летала: она только неуклюже прыгала, едва не падая наземь. Хорошенько приглядевшись, Пекка понял: птица не летает по той простой причине, что её крылья связаны цепью. А цепь вдобавок скреплена большим висячим замком!
Медведь тоже был не совсем обычный. Он остановился, понуро свесив голову, как какой-то несчастный осёл, и больше не двигался.
Птица, подпрыгнув ещё пару раз, покорно встала рядом. Может, медведь приручил птицу, чтобы с ней играть?
Медведь поднял наконец голову, зевнул и сказал жалобно:
— Филин, миленький, загляни ещё раз во все ямки и норки! А то мне в этой темноте даже лап своих не разглядеть!