Книга Господин Президент, верните Ваню Найдёнова - Аркадий Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойдём в бытовку! – лениво вытащив ключ зажигания, сказал Гришанин. – Они теперь водяру жрут! Чего улыбаешься? – обернулся он ко мне. – Привыкай! Это тебе не школа ПТУ! Здесь другая школа! Школа жизни!
Я действительно был удивлён тому, с каким спокойствием начальник участка относится к употреблению спиртных напитков монтажниками на рабочем месте.
Перепрыгивая с балки на балку, с кирпича на кирпич, обходя наплывы свежего бетона, добрались кое-как до монтажной будки. Сердито заскрипела железом дверь, в нос шибануло застоявшимся прогорклым воздухом вперемешку с испарениями мокрой брезентовой спецодежды, пропитанной настоем ржавчины и машинного масла. За длинным столом, сбитым из необструганных досок, сидели, не обращая на вошедших внимание, с десяток рабочих в ожидании чего-то манящего. Лица были сосредоточены на литровой стеклянной банке с кипящей и плюющей на доски жидкостью, пенистой и ржавой.
Запах металла, мокрых спецовок, запах этой самой кипящей жидкости, пробудили во мне сладостные чувства ушедшей молодости, отвязной и лихой монтажной удали парня рабочей окраины. Вот и сам я уже среди этих людей сижу в ожидании преющего под самодельным кипятильником чефира, густого и такого терпкого, что язык вяжет узлом. Ах, молодость, молодость!
Ничего более банального и грустного не скажешь…
– Бригадир где? – не здороваясь, спрашивает провожающий.
– Где бригадир? Где? – шутовски заюлил в ногах у Гришанина маленький человечек, лысенький, со сморщенным лицом стареющего скопца.
– Чего орёшь, Жаля? – из-за железного шкафа с инструментом, там, где сушилась рабочая одежда над электрическим "козлом" увитым красным огненным шнуром, распрямился крепкий мужик с обожжённым и обветренным лицом, какое обычно бывает у рыбаков и охотников. – А, начальство прибыло! – спокойно подошёл он к нам, протягивая руку Гришанину, потом мне. Пожатие было болезненным, словно в ладонь вцепились большие пассатижи. – А это, видать, наш прораб? – отпустив руку, показал он на меня.
– На одного рАба – два прораба! – кто-то без удовольствия произнёс за столом.
– Принимай, Поляпа, пейдагога! – коверкая слово, довольно хмыкнул провожающий, передавая меня бригадиру. – Почему не работаем? Где Чекаля? Я ему электроды привёз. Финские! – уточнил Гришанин. – Пусть кто-нибудь разгрузит багажник! – Было видно, что здесь у Михаила Николаевича сложились с монтажниками полуприятельские отношения.
– Митара, – обратился Поляпа-бригадир к одному монтажнику, который уже дул в просмолённую в чёрных подтёках кружку, – кончай чефирить! Иди, машину разгрузи!
Позже я привык, что на участке почти у каждого монтажника была кличка, по причине краткости и шаговой доступности. "Митара" – в переводе на обыденный язык – Гитара, человек с музыкальным прошлым, бывший металлист-рокер, "Жаля" – жалкий, убогий, "Поляпа" – белорус польского происхождения, "Чекаля" – от слова "ЧК", отставной милиционер, выгнанный из органов за драку со старшим по званию. И так далее…
Да и к начальству клички прилипали однова и навсегда. Вот и Гришанина здесь называли – "Наливайко". Кличка хорошая, в самую точку. Наливай и пей! В чём я тут же убедился.
Дверь широко распахнулась, и в теплушку ввалился некто в подшлемнике и брезентовой робе. Конечно, тот самый сварщик Чекаля. ЧК. Не обращая никакого внимания на меня и начальника участка, Чекаля спокойно выпростал из карманов две бутылки водки и с таким усердием поставил их на стол, что звякнула посуда.
– Вота! На весёлое дело сходил!
Я был неприятно удивлён тем, с какой наглостью действовал Чекаля, но ещё больше удивился, когда Гришанин вместо того, чтобы остановить наглеца, спокойно сказал:
– Ты, как Макар Нагульнов в "Поднятой целине" Шолохова, только нагана не хватает.
– А у меня гранаты! – широким жестом вытащил Чекаля из-за пазухи ещё пару бутылок. – Противотанковые!
Вот уже забулькало по стаканам. Вот уже по столу прошло весёлое оживление. Вот уже два стакана в руках Поляпы протянуты нам. Один тут же оказался в моей руке.
– Новенький прораб не заложит? – указал Поляпа глазами на меня.
– А закладывать некому! – Стряхнув невидимых тараканов с руки, ловко подхватил щерблёный стакан мой начальник. – Большой бугор в яме. Он, как приватизировал нашу шарашку, так вторую неделю не просыхает – лагерная привычка! Вор в законе, это как маршал. Вот и пьёт за победу!
– За нашу победу! – Поляпа налил третий стакан.
– За нашу победу Ельцин в Кремле коньяком подмывается после встречи с Клинтоном. Тот после Моники совсем неразборчивый стал. Всех иметь хочет! – Гришанин, кинув в рот содержимое стакана, протянул его в чьи-то нетерпеливые руки.
Я от изумления так и остался стоять столбом со своим стаканом, не зная, что делать? Показать себя непьющим? Не поверят. Ещё смеяться будут. Выпить? Выпил бы, да ведь на работе я…
– Пей, прораб! С почином тебя! – Поляпа прислонил стакан к моему. – А то – не приживёшься!
Гришанин самодовольно взглянул на меня. Мол – не боись! Смотри, как у нас, монтажников, новеньких встречают! Пей, чего ты! Со мной можно.
Зная убойную силу рабочей коллективной насмешки, я, подражая своему начальнику, резко опрокинул в себя стакан.
Мне показалось, что весь стол облегчённо выдохнул: – Ухх… – Задвигались, заворочались, заговорили все разом, перекидываясь короткими матерками:
– Наш человек, гребит-разгребит! Монтажник! Нам, что водка, что пулемёт, лишь бы с ног сшибало!
– Васильч, – пододвинул мне самодельный железный стул Поляпа, – ты не думай, что мы здесь алкоголики. – Бригадир уже знал, как меня зовут. – Вчера получка была. Первая за полгода. Расплюев (того, кто купил "Монтажку" носил ласковую, любовную фамилию – Расцелуев) распорядился долги выплатить. Лучше вор в законе, чем коммуняки! У воров хоть понятие есть. (Ещё не знал, не знал Поляпа-бригадир, чем обернётся жизнь "по понятиям" для всей страны! Не знал и я, шумно голосовавший за предателей русского народа!)
Водка на меня, отвыкшего от частого употребления алкоголя, подействовала оглушительно. Такими дозами я со времён своей хлопотной молодости не пил. Стало валить куда-то в сторону, вбок. Пространство монтажной бытовки загустело ватным одеялом…
– Э! Прораб! – потрогал меня за рукав Гришанин. – Иди домой, монтажник! – Его слова меня так разозлили и обидели, что я, не прощаясь, хлопнул дверью и, чавкая ногами в наплывах бетона, ушёл с объекта.
Другой день для меня уже был полностью рабочим, но начинался трагично.
– Гришанин, Наливайко наш, разбился, – ошеломил меня по дороге на объект бригадир. – С десятой отметки сорвался. Полез по стремянке сварной стык посмотреть и сорвался. Я ему говорил: "Не лезь!" Полез, а сам уже хороший был… На бетон упал. Мы его – поднимать, а он не дышит. Жалко… Мужик хороший был. Наш, монтажник! "Скорая" увезла…