Книга Черный дракон - Седжвик Джулиан

– И о ней тоже.

– А еще об отце, да?

Дэнни закусывает губу. Честно говоря, он не знает, что и думать. Не знает даже, хочется ли ему вообще думать обо всем этом.

Он надеется, что, может, в Гонконге будет легче. Снова и снова повторяет это про себя как мантру. Даже если Гонконг навеет грустные воспоминания. Мама с радостью рассказывала о местной еде и погоде. О храмах и зеленых холмах, о деревушках. Но когда Дэнни расспрашивал ее, пытаясь выведать что-нибудь о ее жизни здесь, она тут же закрывалась и меняла тему. А когда, в ответ на его настойчивые вопросы, она пообещала, что однажды съездит с ним в Гонконг, по ее тону было понятно, что это «однажды» не настанет никогда.

– Жалко, что я почти ни слова не могу сказать по-кантонски*. Мама иногда разговаривала на нем, но обычно мы все же общались на английском.

– У твоего папы была беда с языками, – говорит Лора. – Никогда они ему не давались! Ну, может, на месте ты что-нибудь и вспомнишь по-кантонски. В любом случае не переживай: с туристами тут принято говорить по-английски. В конце концов, мы ведь совсем недавно отдали Гонконг Китаю![4]

– А что ты собираешься расследовать?

– Не думай об этом, Дэнни! – весело отмахивается Лора. Слишком уж весело. – Просто развлекайся вместе с Заморой. Ешь местную лапшу. А я уж сама позабочусь о негодяях.

– Кажется, ты от меня что-то скрываешь, тетя Лора.

– Да нет же, Дэнни, честно! Честное слово скаута!

– Я уже не маленький, – перебивает он. – Ты явно чего-то не договариваешь обо всей этой поездке.

Получилось слишком резко, он так не хотел. Но ему уже страшно надоело, что каждый раз, когда он спрашивает о чем-то важном, тут же повисает тишина. Например, о том, как погибли родители. Все вокруг были так добры к нему, так старались его поддерживать – особенно тетя Лора, и он был ей очень благодарен. Это помогало ему справиться с шоком, с тоской по низкому папиному голосу, когда он рассказывал о мире и его чудесах, по маминой мимолетной улыбке и ее неизбывному оптимизму. По их любви. Он старается побороть и горе и тоску. И обычно это ему удается.

А еще он может не вспоминать их искореженный трейлер, мертвую тишину, которая повисла над всем цирком, носилки, накрытые белой простыней. Да, с этим он тоже может справиться.

Ну почти.

Но он не выносит, когда не отвечают прямо на «непростые» вопросы.

– Тетя Лора, я уже почти взрослый. Мне вполне можно все рассказать.

– Да, Дэнни, ты, наверное, прав. Так и есть. – Оглядевшись, она продолжает шепотом: – Это ребята из очень опасных триад*.

– Каких еще триад?

– Это преступные банды, организованные много лет назад. Как и у итальянских мафиози, у этих бандитов тоже есть свой кодекс чести. Банда, которой я занимаюсь, называется «Черный дракон». Это горстка лихих ребят, пытающихся занять высокую ступень в китайском преступном мире. Они налаживают связь с бандами в Великобритании. Я хочу подобраться к ним как можно ближе и показать всем, как они опасны. Что это не благородные разбойники, а обыкновенные бандиты.

– А что они делают?

– Большинство триад занимаются наркотиками, порнографией, нелегальными перевозками людей через границу. Но конкретно эти ребята пошли еще дальше. Они похищают людей. И считают себя очень крутыми, что называется – держат пальцы веером. И родственники похищенных платят им выкуп, потому что знают – «драконы» шутить не будут.

– Откуда они это знают?

Лора барабанит пальцами по столику перед собой.

– Бандиты посылают родственникам прядь волос того, кого они похитили, с запиской, в которой требуют немедленно заплатить выкуп. Если выкупа долго нет, они посылают что-нибудь еще.

– Например?

– Горячие димсамы[5] в подарочной упаковке. А в одном из них – мизинец жертвы. А иногда и не один мизинец, а и еще какой-нибудь палец. – Лора смущенно усмехается: – Как я уже сказала, Дэнни, они любят держать пальцы веером. Причем не только свои. Я вот думаю, не сделать ли это выражение подзаголовком. Наверняка пальцы отрезают болторезом.

– А как родственники узнают, чей это палец?

Лора машет перед лицом Дэнни своим мизинцем:

– Ну ты ведь узнаешь мой пальчик, правда?

У Дэнни холодеет в животе. На секунду он представляет мизинец Лоры, отрубленный и окровавленный, на белоснежной тарелке. Дэнни морщится:

– Ну и как ты собираешься подобраться к ним? К «черным драконам»?

– От любопытства кошка сдохла, ты разве не знаешь?

– Ну тебя-то это не останавливает.

– Поверь мне, Дэнни, у этой кошки в запасе еще немало жизней.

– Мама часто повторяла: если что-нибудь пойдет не так…

– В любом случае, – быстро добавляет Лора, – у меня есть источник в полиции Гонконга. В отделе по борьбе с организованной преступностью и триадами. Он честный человек, не то что многие его коллеги, которые прогибаются под местных бандитов. Я собираюсь завтра с ним встретиться.

Стюардесса останавливает тележку с едой рядом с ними.

– Молодой человек, у нас на выбор английское меню и китайское, – говорит она. – Вы что будете? Картофельное пюре с сосиской или чудесные димсамы…

– Пюре с сосиской, – быстро отвечает Дэнни, вновь представив отрубленный палец Лоры. Но тут же передумывает: – Нет, стойте. Я буду димсамы. Спасибо!

– Отличный выбор, – замечает Лора. – Ведь ты в некотором роде наконец-то возвращаешься домой!

После ужина Дэнни поднимает шторку на иллюминаторе и смотрит в темноту. Лора стучит по клавишам своего ноутбука, напевая себе под нос, как она обычно делает, когда работает над очередной статьей. Отец смог бы многое прочитать по ее глазам – по напряжению мельчайших мышц, которые мы не умеем контролировать и которые выдают наши воспоминания и эмоции. Или по тому, как она держит плечи. Дэнни теоретически знает, как это делается, но у него почти нет опыта, поэтому он все равно не может ничего сказать точно. «Ладно, посмотрим, что из всего этого получится. Надо просто подождать», – решает он.

Тихо гудят турбины, стекло запотевает, и на нем образуются мелкие кристаллики льда. Дэнни постепенно погружается в дрему: что-то вроде полусна с прикрытыми глазами. Он переносится назад во времени, и перед ним разворачиваются воспоминания, такие четкие и живые. Стоит только немного расслабиться, и они тут же возвращаются – по частям, по кусочкам.