Книга От ГУЛАГа до Кремля. Как работала охрана НКВД-КГБ - Николай Захаров

Этот министр, член ЦК ВКП (б) Латвии, произнес обвинительную речь как прокурор. Это была речь в злобном антисоветском духе, в ярко выраженном националистическом стиле. Видимо, он ее заранее основательно готовил и не один. Вот основные тезисы его выступления.

«В партийных и советских учреждениях вытесняется латышский язык и внедряется русский, все делопроизводство ведется только на русском языке». Это была ложь и клевета, так как в республиканских учреждениях делопроизводство было смешанным, но в основном латышским. В уездах все делопроизводство шло только на латышском языке.

Далее. «Русские не хотят изучать латышский язык». И здесь – только доля правды, потому что мы изучали его, общаясь с латышами постоянно. Это я знаю по собственному опыту, так как четыре года каждый день разговаривал с латышами и знал разговорную речь. Больше мне было не надо, я не собирался оставаться там на всю жизнь. Вообще языки прибалтов и скандинавов не очень популярны на международном фоне, хотя не спорю, каждому дорог свой язык. В латышских школах дети учились на родном языке, театры работали и ставили спектакли на латышском, кинотеатры – тоже. Мы с большим удовольствием посещали латышские музеи. Никто и никогда не посягал на культурные ценности латышского народа. Министру образования это было хорошо известно.

– «Русские в Латвии захватили все руководящие посты». Это тоже была очередная ложь. Сам оратор был латыш. В ЦК партии республики, за исключением Лебедева, все секретари были латышами, министры – тоже. Мой первый заместитель Утен был латыш, замечательный работник. Практически почти весь руководящий состав был из коренных латышей либо из обрусевших латышей, бежавших в Советский Союз при наступлении гитлеровцев. У нас они находили приют и работу.

– «Русские захватили в Риге лучшие квартиры и дачи на Рижском заливе и пользуются различными благами» – этот тезис министра просвещения также не выдерживал критики. Да, квартиры нам выделял горсовет, и мы за полученную площадь исправно платили.

– «Русские относятся к латышам пренебрежительно, смотрят на нас свысока». Это была полная ложь и клевета. Мы хорошо знали, что латышский народ трудолюбивый и скромный, и ни у кого из нас никогда не возникало чувство зазнайства или чванства.

Вот такие негативные факты преподнес этот оратор. Слушать их спокойно было просто невозможно. Поэтому я не выдержал, встал и крикнул:

– Все это ложь и клевета на русский народ!

После выступления министра объявили перерыв. Меня неожиданно пригласили в комнату президиума пленума. Ко мне подошел Лебедев и спросил:

– Ты слышал, что говорил последний выступающий?

– Да, я слышал этого националиста.

– Мы тут посоветовали и решили, что такому выступлению надо дать серьезный отпор. Подходящей кандидатурой для этого мы считаем тебя. Во-первых, ты русский. Во-вторых, можешь рассказать пленуму, сколько крови пролито за таких вот националистов.

Я взмолился, прося Лебедева найти кого-либо другого, а меня освободить от этой миссии, так как я не готовился для такого выступления.

– Ничего, выступишь. И сделать это надо обязательно резко.

Вспоминаю, с каким волнением я поднимался на трибуну пленума, когда председательствующий объявил мою фамилию и должность.

«Я – русский, – так я начал свое выступление. – Меня, как и других моих соотечественников, направило сюда Советское правительство для оказания помощи латышскому народу в восстановлении и укреплении Советской власти в Латвии. Вместе с войсками с боями входили мы на латышскую землю и в Ригу. Прошел уже год после Победы над фашистами, и за это время, как видно из доклада, многое сделано. Но что мы с вами слышим из выступления последнего оратора? Нельзя без возмущения принимать его злопыхательскую, националистическую речь. Он оскорбил советских людей и вооруженные силы, ибо они, советские воины вместе с патриотами-латышами, освобождали республику от фашистского порабощения. Позволительно спросить этого оратора: почему он стал министром и членом ЦК партии, почему он остался цел и невредим и может с высокой трибуны лить грязь на советских людей? Потому что он бежал, как трусливый заяц, при наступлении немцев. Но куда? В Россию, которая его пригрела и приютила, но вовсе не для того, чтобы, вернувшись на родину, он прививал яд национализма латышам, а не дружбу между нашими народами.

Этому оратору известно, сколько советских людей сложили головы, освобождая Латвию от фашистской нечисти? Ему известно, сколько десятков тысяч гитлеровцы замучили в застенках тюрем и специально построенном концлагере в Саумспилсе латышей и советских борцов за освобождение Латвии? Каждый порядочный житель Риги видит, что мы и сейчас почти каждую неделю идем с похоронной процессией, провожая чекистов, погибших от профашистского подполья, скрывающегося в лесах. В их бункерах мы находим свежие продовольственные запасы, оружие и боеприпасы. Возникает вопрос: кто их снабжает, откуда эта материальная поддержка? Да вот такие типы, как этот министр просвещения, конечно, отдадут им последний кусок. (Возгласы из зала: «Позор! Позор!») Да, позор слышать, когда вместо благодарности нам преподносят ложь и клевету.

Русский народ никогда не пренебрегал дружбой и традициями латышского народа. Вспомните исторический факт, когда в критический момент в 1918 году не кому-нибудь, а именно латышским стрелкам была доверена охрана Кремля в Москве. Русский народ этого никогда не забудет. (Аплодисменты в зале).

Я считаю выступление последнего оратора провокационным в ярко выраженном злопыхательском, националистическом духе. Как можно после этого доверять такому националисту занимать должность министра и в каком направлении он воспитывает наше будущее поколение? Сделайте, пожалуйста, выводы сами».

Когда я закончил, в зале раздался гром аплодисментов. Мое выступление произвело впечатление на присутствующих.

С заключительным словом выступил Калнберзин. Он был сильно возбужден и резок. Мне запомнилась одна его фраза, которая по сути охарактеризовала все его выступление: «Мы перед русским народом должны встать на колени за то, что они спасли нас от фашистского порабощения, а не возводить клевету». И тут же он внес предложение вывести из состава членов ЦК и исключить из партии этого министра. Пленум проголосовал за это предложение единогласно. «Положите сюда на стол ваш партийный билет», – предложил Калнберзин бывшему министру. Тот молча положил партбилет и покинул зал. Руководители ЦК благодарили меня за выступление, и мой авторитет после этого в Латвии сильно вырос.

В 1947 году мы отмечали 30-летие ВЧК-НКВД. Министры Эглит и Новик решили отмечать этот праздник чекистов совместно и получили разрешение провести юбилейный вечер в оперном театре Риги. Выступить с докладом поручили мне. Выступать в оперном театре, заполненном зрителями до отказа да еще в присутствии всего партийно-советского руководства было ответственно, учитывая политическую обстановку в республике, но и престижно. Несмотря на то, что я болел гриппом, я собрался с силами, хорошо подготовился и сделал доклад. После этого в перерыве весь состав президиума был приглашен за кулисы, где был накрыт стол. Когда все сели и налили в рюмки вино, первым взял слово присутствовавший на собрании маршал Советского Союза И. Х. Баграмян: «Я предлагаю поднять этот первый тост за докладчика». «Правильно», – сказал Калнберзин и все выпили за мое здоровье. Для меня это была полная неожиданность, я мог только сказать «Спасибо за внимание!»