Книга Сторонние наблюдения (сборник) - Анатолий Вульф

– Правильно, – подтвердил учитель, – а вы знаете почему?

В классе на мгновение наступила тишина. Учитель выждал необходимую паузу и сказал:

– Потому что… не пугайтесь, но зрачок всегда черный, поскольку это дырка. В классе послышались возгласы удивления. – Человеческий глаз, – продолжал учитель, – устроен по тому же принципу, что и объектив фотокамеры, вернее, объектив фотокамеры смоделирован по принципу работы человеческого глаза. Зрачок – это диафрагма, которая регулирует поступление света, поэтому он иногда расширяется, а иногда сужается.

Учитель на мгновение застыл, разглядывая портрет.

– Что еще мы забыли? – спросил он.

– Волосы! Уши! – оживились дети.

– Уши располагаются между двумя горизонтальными линиями, которые мы провели, – учитель подрисовал человечку уши и добавил волосы.

– А рот? А нос? – забеспокоились первоклашки.

– Теперь давайте нарисуем нос и рот, – учитель нарисовал три кружка, один побольше в середине и два поменьше, по бокам. – Смотрите, – сказал он, – средний кружок представляет собой кончик носа, а кружки поменьше – ноздри, если мы обведем все эти кружки вместе и сотрем ненужные нам теперь линии внутри, то получится довольно симпатичный нос. Теперь нам осталось нарисовать рот. Я бы сказал, что верхняя губа напоминает два холмика, а нижняя отражение этих холмиков в воде. Постарайтесь теперь проделать все это сами.

Первоклассники старательно запыхтели над своими рисунками, а учитель, двигаясь между столами, помогал им советами.

После школы окрыленные новыми знаниями дети попрыгали в машины к своим родителям и, захлебываясь от возбуждения, спешили рассказать им о потрясающих вещах, услышанных за сегодняшний день.

Через пару дней директор школы вызвала учителя «на ковер».

Совершенно озадаченный неожиданным вызовом учитель предстал перед директрисой – женщиной средних лет, без особых признаков красоты и обаяния, но с твердым убеждением в своем явном умственном превосходстве над рядовыми учителями.

Учитель рисования чувствовал некоторую нервозность и гадал в душе, что он мог натворить неугодное этой даме. Одно было ясно, что для похвал его бы сюда не вызвали и ничего хорошего ожидать не приходится.

С тяжелым камнем на сердце он уселся в кресло возле округлого стола для разборок с подчиненными. Всеми силами учитель старался показать полное отсутствие волнения и даже изловчился изобразить вежливо-защитную улыбку на лице.

Директриса взглянула на него дурным глазом поверх дорогой оправы очков:

– Отец одного студента, – начала она, – прислал мне электронное письмо, в котором выразил свое неудовольствие по поводу методов вашего преподавания в первом классе.

Учитель оторопело взглянул на директрису и почесал аккуратно постриженную бородку клинышком:

– А с чем же он не согласен, позвольте спросить?

– Он считает, что Вы не должны показывать детям, как рисовать нос.

– То есть? – удивился учитель.

– Понимаете, он считает, что дети сами должны себя выражать, а Вы своими объяснениями сдерживаете их творческий порыв.

– Помилуйте, я просто учу их наблюдательности, способности видеть мир вокруг себя. К тому же, если я объясняю им как устроен человеческий глаз, рот или нос, что же в этом плохого? И каким образом эти знания могут вредить их творчеству?

– Тем не менее отец этого мальчика озабочен негативным влиянием вашего метода преподавания на творчество его сына, и мы не можем с этим не считаться, – в голосе директрисы послышался стальной холодок.

Учитель почувствовал, что наткнулся на непробиваемую стену и ему надо искать другой выход.

– Хорошо, но что Вы тогда предлагаете? – попытался он пойти в обход.

– Вам, вероятно, следует прекратить объяснять студентам первого класса, как им рисовать нос, – предложила директриса.

– Если я прекращу мои объяснения, – осторожно начал учитель, – то мне будет их нечему учить, и тогда им вообще не понадобится учитель рисования. К тому же, большинство родителей скорее всего будут этим очень недовольны, поскольку они признательны мне как раз за то, что я чему-то учу их детишек, а не просто предлагаю им развлекаться художественными материалами.

Директриса смерила учителя напряженным взглядом, но при этом смастерила дежурную улыбку:

– Видите ли, – продолжала она, – родители этого мальчика посылали его в летний художественный лагерь в Италии и в полном восторге от их методов преподавания искусства. Они даже прислали мне ссылку на сайт. Я думаю, Вам не мешало бы с ним ознакомиться.

– Простите, – воскликнул учитель, почти теряя самоконтроль, – но мы же не лагерь в Италии. Они могут посылать своих детей куда угодно, но не считаете ли Вы, что родители этого мальчика не в праве указывать учителю, как ему следует преподавать?

– Я полагаю, что нам надо назначить встречу с этим папой и все обсудить, – предложила директриса.

– Хорошо, я готов с ним встретиться. Но Вас не пугает тот факт, что этот папа завтра пожалуется на учителя математики, затем начнет критиковать учителя французского языка, затем учителя физкультуры, и так далее?

– Мы не можем не поговорить с этим папой, я постараюсь найти удобное время для встречи, – жестко отрезала директриса.

Несколько дней учитель никак не мог отделаться от неприятного осадка на душе, оставленного разговором с директрисой, и мучился не менее неприятным предчувствием предстоящего разговора с папашей.

На очередном уроке с тем же первым классом учитель обратил внимание, что мальчик с беспокойным папой полностью игнорирует его указания.

Одноклассники, сидящие за тем же рабочим столом, немедленно заметили такое поведение и тут же сообщили об этом учителю. Учитель очень осторожно, боясь снова себе навредить, поинтересовался, почему мальчик не хочет следовать его советам. На что получил сногсшибательный ответ:

– А мой папа сказал мне, что я могу делать на уроке рисования все, что я захочу!

Опасаясь возникновения всеобщего бунта на корабле или еще одной жалобы от предков маленького гения, учитель попытался по мере возможности замять это дело и, чтобы не подливать масла в огонь, предпочел впредь обходить мальчонку стороной.

Встречу назначили ранним утром, до начала классов. Долговязый папа, обмотанный длинным шарфом поверх серого пальто, поеживаясь от утреннего холодка, ввалился в кабинет директора. Учитель к тому моменту уже сидел за овальным столом, нервно теребя в руках дужки своих очков. Он то открывал их, то закрывал, то водружал очки на нос, то снимал их и клал в футляр. Директриса с несколько преувеличенной радостью поприветствовала вошедшего папочку, назвав его при этом только по имени, и вежливо предложила ему кофейку. Учитель про себя с грустью отметил, что ему кофе не предлагали.