Книга У любви свои законы - Линда Ховард

Она оторвала его ручки от сетки и сказала:

— А хочешь поиграть с мячиком, Скотти? Где твой мячик?

Мгновенно забыв о прежней цели, Скотти убежал искать свой красный, изгрызенный собакой мяч, но Фэйт знала, что ей удалось отвлечь его внимание ненадолго. Со вздохом она вернулась к кастрюле с картошкой.

Из спальни показалась Рини. Она была одета просто неотразимо: короткое и узкое красное платье не скрывало длинных, красивых ног и удивительно подходило по тону к томно-рыжим волосам. У Рини были очень красивые ноги. В ней все было очень красивое. Густые волосы были взбиты и напоминали облако: она источала роскошный темно-красный аромат духов.

— Ну, как я выгляжу? — спросила она, повернувшись на высоких красных каблуках и нацепив дешевые сережки из фальшивых бриллиантов.

— Очаровательно, — ответила Фэйт, зная, что именно этого ответа ждет от нее Рини. Впрочем, Фэйт лукавить не пришлось. Рини была аморальна, как похотливая кошка, но вместе с тем потрясающе красивой. Особенно выделялись безупречно правильные черты лица.

— Ну, я ушла, — проговорила она, небрежно чмокнув дочь в макушку.

— Желаю тебе хорошо провести вечер, мам.

— О, я проведу его прекрасно, можешь не волноваться! — ответила Рини, хохотнув, и повторила:

— Можешь не волноваться!

Она распахнула внешнюю дверь-сетку и вышла из убогой лачуги, сверкая на солнце стройными икрами.

Фэйт подошла к двери, чтобы вновь запереть ее. Она видела, как мать села в свое кричаще яркое спортивное авто и уехала. Рини очень любила эту машину. Однажды утром она просто приехала на ней, не дав себе труда объяснить семье, откуда она ее взяла. Впрочем, все и так было ясно: подарок Ги Руярда.

Заметив старшую сестренку, стоявшую перед дверью, Скотти вернулся на порог и снова стал шуметь, просясь наружу.

— Я не могу сейчас погулять с тобой, — стала терпеливо объяснять Фэйт. Со Скотти иначе было нельзя: он плохо понимал, что ему говорили. — Мне нужно приготовить ужин. Что ты будешь, жареную картошку или пюре? Это был чисто риторический вопрос, так как она знала, что съесть пюре ему будет легче. Потрепав Скотти по темноволосой головке, она вновь вернулась к кастрюле.

В последнее время Скотти был уже не такой неугомонный, и все чаще во время игр у него синели губы. Больное детское сердечко быстро сдавало, как и предсказывали врачи. Чуда не будет! Пересадку сердца Скотти никто делать не станет, даже если бы у Девлинов хватило на это денег. Здоровых детских сердец было мало, и они ценились слишком высоко, чтобы одно из них можно было бы пересадить мальчику, который все равно никогда не будет в состоянии самостоятельно одеться, читать и до конца жизни сможет выучить в лучшем случае лишь несколько слов, да и те будет произносить с трудом. «Тяжелый случай отставания в умственном развитии»— таков был диагноз. И хотя при мысли о том, что Скотти неизбежно умрет, у Фэйт к горлу подкатывал комок, она не убивалась по тому, что никак нельзя поправить его слабое здоровье. Новое сердце, так или иначе, не помогло бы ему, не сделало бы его нормальным, полноценным человеком. А так… Скотти и так прожил уже больше, чем ему отпустили врачи, и Фэйт видела свой долг в том, чтобы заботиться о нем столько, сколько ему еще осталось.

Одно время она думала, что Скотти — ребенок Ги Рурда, и возмущалась тем, что настоящий отец не забрал малыша в свой большой белый дом, где ему жилось бы гораздо лучше, чем здесь, и где он смог бы счастливо прожить свою недолгую жизнь. Но Ги не хотел его даже видеть. Как полагала Фэйт, из-за его отставания в умственном развитии.

Но потом она поняла, что просто невозможно определить, чьим сыном он на самом деле является. Папиным или Ги Руярда. Скотти не походил ни на того, ни на другого. Он походил только на самого себя. Сейчас ему было уже шесть лет, и это было безмятежное дитя, способное радоваться по пустякам, благополучие которого целиком зависело от его старшей, четырнадцатилетней сестренки.

Фэйт стала заботиться о нем с того самого дня, когда Рини принесла его из роддома. Защищала от бесчинств вечно пьяного отца и безжалостных насмешек старших братьев. Рини и Джоди, как правило, не обращали на него внимания, что Скотти вполне устраивало.

В тот вечер Джоди пригласила сестру на «двойное свидание»и лишь недоуменно пожала плечами, когда Фэйт отказалась на том основании, что дом останется пустой и некому будет присмотреть за Скотти. Фэйт в любом случае не пошла бы вместе с Джоди: их представления о развлечениях сильно разнились. Джоди достаточно было раздобыть где-нибудь выпивку, а добывала она ее незаконно, ибо несовершеннолетним спиртное не отпускали, напиться и лечь под какого-нибудь парня или группу парней, которых всегда вокруг нее было много.

Сама мысль о том, что так можно проводить время и «развлекаться», вызывала в Фэйт резкое отвращение.

Сколько раз она видела, как Джоди возвращалась домой с подобных гулянок, вся рваная и грязная, разнося по дому вонючий запах пивного перегара и спермы. И еще хвалилась, как «здорово» провела время. Ее не волновало, что те же самые ребята на людях никогда даже не поздороваются с ней.

Фэйт не могла так. Болезненным унижением отзывалось в ее душе презрение, которое она замечала в глазах людей, когда они смотрели на нее или на кого-нибудь другого из их семьи. «Дрянные Девлины»— вот как их называли. Пьяницы и шлюхи, вся семейка.

«Но я не такая!»

Фэйт часто хотелось крикнуть им это, но она всегда сдерживалась. Почему люди судят о ней только по фамилии, неужели они не способны заглянуть чуть глубже? Ведь она не красилась до неузнаваемости, не носила узкое мини, как Рини и Джоди. Она не пила и не шаталась по вечерам возле сомнительных притонов, пытаясь подцепить себе мужика. Одета она всегда была дешево и плохо, но зато опрятно. Фэйт по возможности не пропускала занятия в школе, и у нее были хорошие оценки. Ей отчаянно хотелось хоть на мгновение, ощутить себя нормальным человеком, которого можно уважать. Чтобы она могла зайти в магазин и не ловить на себе настороженные взгляды продавцов, которые думали, что вот, мол, это одна из дрянной семейки Девлинов и поэтому непременно попытается что-нибудь стащить. Фэйт не хотелось, чтобы люди шептались у нее за спиной, когда она проходила мимо.

Внешне она походила на Рини гораздо больше, чем Джоди, но ничего хорошего это не сулило. У нее были такие же густые темно-каштановые волосы, такая же нежная, будто фарфоровая, кожа, высокие скулы и удивительные зеленые глаза. Черты ее лица были не такие правильные, как у Рини: у Фэйт было более узкое лицо, более тяжелый подбородок, рот большой, как у матери, но губы не такие полные. Рини олицетворяла собой чувственность. Фэйт была выше и тоньше, у нее была более хрупкая фигура. Груди наконец выросли, крепкие, изящно поднимавшиеся под блузкой, но та же Джоди в ее возрасте носила лифчик на два размера больше.

Поскольку Фэйт сильно напоминала мать, окружающие считали, что и поступать она будет так же, поэтому никогда не смотрели на нее, как хотелось Фэйт. Ее мазали той же краской, что и остальных членов семьи.