Книга Мещане - Максим Горький

Поля. Вот уберусь только… (Выходит из комнаты,сопровождаемая взглядом Тетерева.)

Перчихин. Н-да… Забыл ты, Петя, как мы с тобой, бывало,чижиков ловили. В ту пору любил ты меня…

Пётр. Я и теперь…

Перчихин. Вижу, чувствую… как ты теперь!

Пётр. Я в то время леденцы и пряники любил, а теперь в ротне беру…

Перчихин. Понимаю… Дядя Терентий! Идем пиво пить?

Тетерев. Не расположен…

Перчихин. Ну, я один. В кабачке – весело. В кабачке –просто. А у вас – с тоски помрешь, не в комплимент вам будь сказано. Ничего выне делаете… никаких склонностей не имеете… А то давайте в карты играть? В своикозыри? Как раз четверо… (Тетерев смотрит на Перчихина и улыбается.) Нежелаете? Ну, воля ваша… Стало быть, прощайте! (Подходя к Тетереву, щелкает себяпо горлу.) Идем?

Тетерев. Нет…

(Перчихин уходит, безнадежно махая рукой. Несколько секундтишины. Отчетливо слышны тихие ноты пьесы, которую медленно разбирает Татьяна.Петр, лежа на кушетке, вслушивается и насвистывает мелодию. Тетерев встает состула и ходит по комнате. В сенях, за дверью, с громом падает что-то железное –ведро или самоварная труба. Слышен голос Степаниды: «Куда те чёрт понес»…)

Татьяна (не прерывая игры). Как долго Нил не приходит…

Петр. Никто не идет…

Татьяна. Ты ждешь Елену?..

Петр. Кого-нибудь…

Тетерев. Никто к вам не придет…

Татьяна. Какой вы всегда мрачный…

Тетерев. Никто не придет к вам, ибо у вас нечего взять…

Петр. Так говорит Терентий Богословский…

Тетерев (настойчиво). Замечаете ли вы, что у пьяненького,подержанного птичника – жив дух и жива душа его, тогда как вы оба, стоя напороге жизни, – полумертвы?

Петр. А вы? Вы о себе какого мнения?

Татьяна (вставая со стула). Господа, оставьте! Ведь уж этобыло, было! Вы спорили об этом…

Петр. Мне нравится ваш стиль, Терентий Хрисанфович… Инравится ваша роль – роль судьи всех нас… Но я желал бы понять – почему именноэту роль вы играете… Вы говорите всегда так, точно читаете нам акафист заупокой…

Тетерев. Таковых акафистов не бывает…

Петр. Ну, все равно. Я хочу сказать – вот вы не любите нас…

Тетерев. Очень…

Петр. Спасибо за откровенность.

(Входит Поля.)

Тетерев. Кушайте на здоровье.

Поля. Чем вы угощаете?

Татьяна. Дерзостями…

Тетерев. Правдой…

Поля. А я хочу идти в театр… Не пойдет ли кто со мной?

Тетерев. Я…

Петр. Что сегодня?

Поля. «Вторая молодость»… Идемте,

Татьяна Васильевна?

Татьяна. Нет… Я в этот сезон едва ли буду ходить в театр.Надоело. Меня злят, раздражают все эти драмы с выстрелами, воплями, рыданиями.(Тетерев ударяет пальцем по клавише пианино, и по комнате разливается густой,печальный звук.) Все это неправда. Жизнь ломает людей без шума, без криков… безслез… незаметно…

Петр (угрюмо). Разыгрывают драмы на тему о страданиях любви,и никто не видит тех драм, которые терзают, душу человека, стоящего между«хочу» и «должен»…

(Тетерев, улыбаясь, продолжает бить по клавишам басов.)

Полясмущенно улыбаясь). А мне нравится в театре… ужасно.Вот, например, Дон Сезар де Базан, испанский дворянин… удивительно хорошо!Настоящий герой…

Тетерев. Я похож на него?

Поля. Ой, что вы! Совсем ни капли!..

Тетерев (усмехаясь). Эх… жаль!

Татьяна. Когда актер на сцене объясняется в любви, – яслушаю и злюсь… Ведь этого не бывает, не бывает!..

Поля. Ну, я иду… Терентий Хрисанфович, – идете?

Тетерев (перестает трогать клавиши). Нет. Я не пойду с вами,если вы не находите во мне ничего общего с испанским дворянином…

(Поля, смеясь, уходит.)

Петр (глядя вслед ей). Что ей испанский дворянин?

Тетерев. Она чувствует в нем здорового человека…

Татьяна. Он красиво одет…

Тетерев. И весел… Веселый человек – всегда славный человек…Подлецы редко бывают веселыми людьми.

Петр. Ну, с этой точки зрения вы должны быть величайшимзлодеем на земле…

Тетерев (снова начиная извлекать из пианино густые, тихиезвуки). Я просто – пьяница, не больше. Вы знаете, почему в России много пьяниц?Потому что быть пьяницей удобно. Пьяниц у нас любят. Новатора, смелого человека– ненавидят, а пьяниц – любят. Ибо всегда удобнее любить какую-нибудь мелочь,дрянь, чем что-либо крупное, хорошее…

Петр (расхаживая по комнате). У нас в России… у нас вРоссии… Как это странно звучит! Разве Россия – наша? Моя? Ваша? Что такое – мы?Кто – мы?

Тетерев (напевает). Мы во-ольные птицы…

Татьяна. Терентий Хрисанфович! Перестаньте, пожалуйста,звонить… уж очень погребально!

Тетерев (продолжая). Я аккомпанирую настроению…

(Татьяна с досадой выходит из комнаты в сени.)

Петр (задумчиво). Н-да… Вы… в самом деле перестаньте, эторасстраивает нервы… Я думаю, что, когда француз или англичанин говорит:Франция! Англия!.. он непременно представляет себе за этим словом нечтореальное, осязаемое… понятное ему… А я говорю – Россия и – чувствую, что дляменя это – звук пустой. И у меня нет возможности вложить в это слово какое-либоясное содержание. (Пауза. Тетерев звонит.) Есть много слов, которые произносишьпо привычке, не думая о том, что скрыто за ними… Жизнь… Моя жизнь… Чемнаполняются эти два слова?.. (Молчит, расхаживая. Тетерев, тихо ударяя поклавишам, наполняет комнату стонущими звуками струн и с улыбкой, застывшей наего лице, следит за Петром.) Чёрт дернул меня принять участие в этих дурацкихволнениях! Я пришел в университет учиться и учился… перестаньте звонить,пожалуйста! Никакого режима, мешавшего мне изучать римское право, я нечувствовал… нет! По совести… нет, не чувствовал! Я чувствовал режимтоварищества… и уступил ему. Вот два года моей жизни вычеркнуто… да! Этонасилие! Насилие надо мной – не правда ли? Я думал: кончу учиться, будуюристом, буду работать… читать, наблюдать… буду жить!

Тетерев (иронически подсказывает). Родителям на утешение,церкви и отечеству на пользу, в роли покорного слуги общества…