Книга Нежная подруга - Шеррилин Кеньон

Незнакомец окинул ее дерзким оценивающим взглядом, от которого Эмили вся зарделась. Потом он снял с себя шлем и сунул его себе под мышку. Эмили не поняла, какое мнение создалось у незнакомца на ее счет, но, когда его взгляд задержался на ее груди, она вдруг ощутила, как затвердели соски от этого жгучего взгляда.

– Что здесь происходит? – требовательным тоном спросил отец и, спешившись, направился к дочери.

От его громкого голоса Эмили вздрогнула, а про себя обрадовалась возможности отвлечься от незнакомца.

Теодор согнал курицу со своей головы и выпрямился, пытаясь придать себе достойный вид. Однако это ему совершенно не удалось.

– Полагаю, вы должны спросить у вашей дочери: она всегда нападает при помощи курицы на того, кто вызывает у нее раздражение? – проговорил красавец рыцарь. В его голосе слышались нотки удовольствия, однако лицо по-прежнему оставалось чрезвычайно строгим.

– Помолчите, Рейвенсвуд! – рявкнул старый граф. – Вы ничего не знаете ни о моей дочери, ни о ее привычках.

– Это довольно скоро изменится.

Услышав это, Эмили удивленно приподняла брови: что он имеет в виду?

Лицо отца стало еще краснее, а взгляд еще темнее. Только тут Эмили вдруг осознала, как зовут рыцаря.

Неужели это Дрейвен де Монтегю, граф Рейвенсвуд, тот самый, которого отец вызвал к королю, чтобы добиться от Генриха его осуждения?

Почему же они приехали вместе? Зная, как отец ненавидит графа, Эмили пришла в полное замешательство. Происходило что-то странное, и ей не терпелось остаться наедине с отцом и узнать, в чем дело.

– Не обидел ли тебя Теодор, Эм? – Отец посмотрел на Эмили, и взгляд его смягчился.

Теодор напряженно замер на месте:

– Я никогда не обидел бы леди.

Однако взгляд его говорил совсем о другом. В нем читалась такая злость, что Эмили поклялась про себя, что больше никогда не даст этому наглецу возможности застать ее врасплох. Она не из тех, кого можно запугать, и вполне может справиться с нахалами и с помощью курицы, и без таковой.

– Со мной все в порядке, отец, – как можно спокойнее произнесла Эмили.

– По-моему, Теодор напугал курицу, – насмешливо заметил граф Рейвенсвуд.

Эмили прикусила губу, чтобы снова не рассмеяться. Посмотрев на рыцаря, она вновь не заметила на его лице даже намека на веселость.

Эмили крепко обняла отца. Ей вовсе не хотелось, чтобы он сердился. Слишком много времени старый граф провел за тягостными размышлениями, слишком долго был несчастен. Кроме того, Эмили не нравилось видеть вокруг себя недовольные лица.

– Я рада, что вы вернулись домой. Вы хорошо съездили?

– Приятнее было бы съездить в преисподнюю, – пробормотал Хью и бросил мрачный взгляд на графа Рейвенсвуда: – Вы можете здесь переночевать. И уедете, как только рассветет.

Граф, прищурившись, посмотрел на отца Эмили:

– Я обзавелся привычкой не спать в доме своего врага. Мы раскинем лагерь у стен вашего замка, а на рассвете уедем. Советую проследить, чтобы все было в порядке.

Граф развернул своего коня и вывел всех своих людей за ворота замка.

Теодор откланялся и направился к конюшне, оставляя после себя мокрую дорожку.

Эмили недоуменно взглянула на старого графа:

– Отец?

Тот устало вздохнул и обнял дочь за плечи:

– Пойдем, моя бесценная Эм. Мне нужно поговорить с тобой наедине.

Дрейвен и его люди устроили лагерь на небольшой лужайке за воротами замка. Оставшись наедине – а именно это ему и нужно было сейчас, – Дрейвен выкупал коня в небольшом ручье. В это время его люди ставили палатку и разводили костер.

Дрейвен никак не мог выбросить из головы образ дочери Хью. Стоило только ему закрыть глаза, как перед ним словно наяву возникало милое девичье лицо с темно-зелеными лукаво блестевшими глазами. Ее улыбка и заливистый смех рождали огонь в крови Дрейвена. Он пытался прогнать от себя это видение и, стиснув зубы, еще яростнее скреб щеткой коня.

Леди Эмили не была обычной красоткой, из-за которых вздыхают бесхарактерные и безвольные мужчины. В ее красоте было что-то необычное, что не поддавалось описанию, но что придавало ей особое очарование и притягательность.

Дрейвену особенно запомнились ее большие кошачьи глаза. Они таинственно сияли и смотрели на всех с несвойственной для большинства женщин смелостью.

Она была гибкая, с роскошными белокурыми волосами, ниспадавшими до самого пояса. Вряд ли даже у ангелов на небесах бывают такие нежные и очаровательные лица. Теперь понятно, почему Хью так заартачился, когда узнал, что дочь придется отпустить из дома. Такое бесценное сокровище следует тщательно оберегать, и вопреки своей воле Дрейвен почувствовал некоторое уважение к человеку, который пытается защитить свое дитя.

Голиаф поднял голову и фыркнул.

– Прости, мой мальчик, – проговорил Дрейвен, вдруг заметив, что все время трет коня по одному и тому же месту.

Он ласково погладил Голиафа, пытаясь получить его прощение. Небрежность по отношению к животным была несвойственна Дрейвену, и он надеялся, что не причинил любимому коню значительной боли.

Дрейвен подсыпал овса в лошадиный мешок-кор-мушку, когда к нему подошел его брат Саймон.

– Не то, что ты ожидал? – спросил он.

– Мешок-кормушка? – уточнил Дрейвен, сделав вид, что не понимает, о чем идет речь. – Он такой же, как всегда.

– Ты прекрасно знаешь, что мешки меня не интересуют, – проворчал Саймон. – Я говорю о леди. Мог ли ты поверить, что дочь лорда Большой Нос так хороша? Я уже и не помню, когда видел женщину, так хорошо сложенную.

– Она – дочь моего врага, – сухо ответил Дрейвен.

– И женщина, которую ты поклялся оберегать, – напомнил Саймон.

Дрейвен перекинул мешок через голову Голиафа.

– Зачем ты пристаешь ко мне со всякой чепухой? И без того я все прекрасно знаю.

Взгляд Саймона был такой насмешливый, что, будь это кто-то другой, Дрейвен не утерпел и влепил бы ему затрещину, но младшего брата он очень любил, а потому сдержался.

– Знаешь, я так редко вижу, что ты испытываешь неловкость, что даже наслаждаюсь новизной этого зрелища, – продолжил Саймон. – От этого ты кажешься почти человеком.

Дрейвен погладил Голиафа по лбу, затем поднял с земли седло и направился к костру.

Поравнявшись с братом, он остановился:

– Если во мне и было что-то человеческое, то, уверяю тебя, это давно уже выбили из меня. Уж кому об этом и знать, как не тебе. Я буду оберегать дочь моего врага только потому, что так приказал мне король. Во всем остальном она для меня не существует и не будет существовать.