Книга Лабиринты ревности - Абигайль Кейси

Малыш уселся под лазом, боясь совершить даже шаг в сторону.

Аида свесилась вниз.

— Так, свет пока выключи.

— Как скажешь.

— И не вздумай уходить далеко.

— Да я и с места не сдвинусь.

— А чтобы ты не скучал, послушай-ка вступление в спелеологию. — Аида вытащила портативный диктофон, с которым никогда и нигде не расставалась.

Аида оставила притихшего неофита у лаза и принялась сама энергично и споро переносить вещи из багажника в каменный тамбур, откуда лежал путь к месту их будущего пикника.

Малыш послушно сидел у начала смертельно-опасного лабиринта и, периодически реагируя на живой голос, перекрывающий диктофонное бубнение, принимал сверху необходимый для подземной жизни скарб.

Когда Аида отправлялась в очередной раз к багажнику, Малыш пытался усвоить чуждую терминологию.

Диктофон с поучительными интонациями объяснял спелеологические понятия.

— Пещера — это полость в литосфере, длина которой больше размера ее входа.

Многозначительная пауза.

— Грот — это полость, у которой ширина входа превышает ее длину.

Пауза.

— Свод — это потолок.

— Лоток — это пол.

— Стена — это стена.

— Лаз — узкая часть длинного хода или галереи.

— Камин — труднопроходимый вертикальный участок.

— Зал — обширная часть полости с высоким сводом отделенная от соседних участков коридорами.

Наконец Аида закончила переброску всего необходимого для проведения экстремального подземного пикника.

Малыш выключил диктофон.

Сколько ходок совершила энергичная и неутомимая супруга от машины до тамбура Малыш не считал, но груду вещей красноречиво венчал портативный биотуалет.

Да, экологический внутрепещерный баланс не будет нарушен.

— Ну как успехи? — спросила почти не запыхавшаяся супруга у Малыша, просвещенного спелеологическими понятиями.

— Пещеры бывают вулканические, базальтовые, гипсовые, доломитовые, соленые и кон… кон… кон…

— Конгломератные… Неплохо, совсем неплохо.

— По генезису пещеры делятся на провальные, структурные, перекрытые и эфф… эфф…

— Эффлюэнтные.

— Вот именно.

Конечно, Малыш не стал признаваться, что не понял и половины из слов, и благоразумно воздержался от дополнительных вопросов.

Но четко запомнил, что галереи и коридоры подразделяются на ходы, лазы, трубы, расщелины и каверны.

Сдав этот маленький экзамен, Малыш получил спелеологическое равноправие.

Теперь он двигался замыкающим.

Глава 5

Чистосердечное признание

Часа три, не меньше, ушло на преодоление замысловатых коридоров.

Малыш, нагруженный тяжеленным рюкзаком, парой спальных мешков, свернутых в тугие рулоны, и портативным туалетом, послушно тащился за лидершей, которая знала планировку этого лабиринта как собственную квартиру.

Малыш полностью доверился опыту энергичной супруги и только старался не отставать. Он то выпрямлялся в полный рост, то сгибался до низкого поклона, то приседал, то двигался на четвереньках. При этом, не самом удобном, но единственно возможном на сложных участках способе передвижения Малыш напоминал сам себе вьючное животное, которое тупо плетется, не замечая ничего вокруг, и лишь мечтает о скором ночлеге в крытом стойле, порции сена, овса или, на худой конец, замаринованной соломы.

Кое-где пришлось вообще двигаться ползком, толкая впереди себя неудобный биотуалет, а за собой таща волоком тяжеленный рюкзак с притороченными спальниками.

Но вот неуемная супруга наконец-то позволила передохнуть двухместному каравану.

В широком зале с низким сводом и следами свежего обвала устроили большой привал — с глотками воды и жеванием долек горького черного шоколада.

Малыш, положив затылок на скатанный спальник, а ноги — на рюкзак, пытался дать отдых перенапряженной мускулатуре, которая привыкла к ритмичным упражнениям и гладкому бегу по набережной и никак не могла приспособиться к постоянной смене поз.

Встать — сесть — лечь.

Лечь — сесть — встать.

Сесть — встать — лечь.

Обе лодыжки сводила болезненная судорога.

— Хорошо-то как! — сказал нарочито бодро Малыш.

— Честно?

— Угу.

Левое бедро утратило чувствительность.

— Лучше не бывает.

— Я рада, что тебе нравится.

Натертые колени горели.

— Далеко еще нам корячиться?

— Часа полтора, не больше.

Малыш призадумался.

Да, надо продлить отдых любой ценой… Любой…

И чтобы отдалить возобновление маршрута, загнанный Малыш решил отвлечь Аиду откровенным признанием.

— Хочешь, я расскажу тебе то, что никогда никому не рассказывал?

Аида притаилась в мрачной тени, отключив свой свет, — привычка экономить аккумуляторный заряд.

— Хочешь?

— Правду и ничего, кроме правды? — уточнила, как на суде, клюнувшая на предложенную исповедь Аида.

— Отрезанность от внешнего мира располагает к откровенности.

— Это точно. А чистосердечное признание облегчает вину.

— Юридические сказочки, — возразил Малыш. — Вину искупает лишь наказание.

— Тоже верно.

Аида коротко хохотнула.

— Так о чем ты хотел рассказать?

Малыш повернулся к Аиде. Луч налобной фары вырвал из тьмы ее напряженное лицо.

— О старом подвале своих предков.

— Уже интересно.

Аида приготовилась внимать.

Малыш вдруг отчего-то замялся.

— Итак, — сказала нетерпеливо супруга. — В этом подвале ты нашел заспиртованную голову знаменитого маньяка прошлого века, убивавшего клонированных овец секатором для обрезки веток.

— Я могу сосредоточиться? — закапризничал Малыш. — Хоть немного.

— Разумеется, дорогой. — Аида ласково подбодрила робкого и стеснительного мужа. — Разумеется.

Помолчали.

Налобный луч Малыша шарил то по стенам, то по своду, то по груде вещей.

Наконец световой конус замер на раздвинутых коленях расслабившейся супруги.

— Знаешь, милая, когда я впервые увидел женские прелести?

— Ну разумеется, не в нашу первую брачную ночь.