Книга Свое гнездышко - Глэдис Гринуэй

Он говорил это искренне и действительно так считал. Никто и ничто не могло убедить Гэри делать работу, которая была ему не по душе, но зато он из кожи вон лез, чтобы сбыть уже сделанную работу за хорошие деньги. Это очень помогало его карьере. Потом даже говорили, что он был гением, но люди склонны преувеличивать, особенно если талантливый человек умирает молодым. Через месяц мы поженились, просто пошли и расписались в мэрии. Мы ничего не сказали даже тете Хетти — так хотел Гэри, и я ему уступила. Однако через несколько месяцев стало понятно, что женитьба вовсе не означала для Гэри ограничение свободы — изменилось только то, что любящая жена окружила его заботой, а он, как и раньше, свободно уходил когда хотел и делал что хотел. Гэри продолжал снимать мастерскую, хотя перевез свои вещи в мою квартиру, так что я по-прежнему платила за нее одна и вдобавок кормила нас обоих.

Я знаю, тете Хетти было обидно, но она ничего не сказала, только прислала нам свадебный подарок и пожелала счастья. Со временем стало ясно, что в итоге моего замужества я должна еще кормить и Гэри, штопать ему носки, стирать одежду, спать с ним, если только он не оставался на ночь в мастерской или не уезжал на выходные к друзьям! Меня он никогда не брал с собой, и для этого всегда находился удобный предлог. В выходные он будет работать с коллегами — художниками! У них мальчишник — они будут обсуждать искусство и делать наброски! Потом настал другой период — он начал требовать у меня денег. То на одно пять фунтов, то на другое, то десять фунтов еще на что-нибудь. Мои накопления начали таять, и я стала волноваться, потому что всегда осторожно обращалась с деньгами — они доставались мне тяжелым трудом. К тому же мне уже хотелось обосноваться в собственном доме — надоело жить в съемной квартире.

— Все будет иначе, когда я заключу контракт с Блэкмуром. На этой неделе я повезу ему мои эскизы. Правда, Лиз, это только временные трудности, скоро у нас будет денег сколько угодно. Ты такая милая, такая преданная, я куплю тебе норковую шубку, у тебя будут бриллианты… — И я не знаю — то ли он просто утешил меня, то ли сам в это верил. Он обнимал меня, и я, все еще влюбленная в него, сдавалась на эти посулы, хотя и не без ворчания.

Но однажды, вскоре после очередного такого обещания Гэри, я просматривала глянцевый журнал, в котором должна была быть моя последняя работа — реклама краски для волос, — и увидела в нем фотографию. Гэри стоял на ступеньках особняка Блэкмура, а на руке у него висела какая-то смазливая девица с темными волосами. Заголовок над фотографией гласил: «Мисс Диана Блэкмур и мистер Гэри Лэнгдон, молодой скульптор. Он работает над скульптурной композицией из трех фигур для фойе особняка мистера Блэкмура».

Когда Гэри вернулся домой, я устроила скандал. Меня сжигала не столько ревность, сколько обида.

— Я, может быть, продаю душу рекламному агентству, но не набиваюсь в зятья к миллионеру, чтобы получить выгодный заказ.

— О чем ты говоришь?

Я протянула ему журнал.

— Значит, ты ездил к Блэкмуру по делу! Только ты, наверное, не сказал Диане Блэкмур, что машина, на которой ты приехал, оплачена женой, рисующей глупые рекламы для дамских журналов?

— Терпеть не могу склочных, ограниченных женщин. А если ты начнешь закатывать мне скандалы, то это конец.

Но это был еще не конец. Мы помирились, однако розовые очки наконец упали с моих глаз. Гэри стал еще больше времени проводить в своей мастерской, но я знала, что он действительно работает, и работает исступленно. Я хотела посмотреть, как продвигается его скульптурная композиция, но он отказался впустить меня. Я чувствовала себя отверженной и ненужной, и мне было очень одиноко.

Я увидела его работу только тогда, когда ее водрузили на место. Я любовалась ею, зачарованная простой красотой линий. Было очевидно, что Гэри очень многообещающий скульптор, что он станет знаменитостью и скоро о нем заговорят. Возможно, он даже скажет новое слово в искусстве. Но вместо того, чтобы пойти домой и сказать, как мне понравилась его работа, я отправилась бродить по парку и стала терзаться угрызениями совести. Мне вообще не надо было выходить за него замуж, думала я, я не подхожу ему. Я не могу, не готова вести ту жизнь, к которой он стремится. Самое большее, чем я могу для него быть — это домохозяйкой, служанкой, всегда маячить где-то на заднем плане. Я стала понимать, что нет смысла ревновать его к другим женщинам. Они никогда не будут играть важной роли в его жизни. Любовь Гэри отдана работе. Что я знаю о том, что происходит в его душе? Практически ничего. Я чувствовала себя ненужной, мне стало так грустно и жалко себя, что на следующее утро мы поссорились всерьез. Я высказала ему напрямик все. Я говорила непростительные вещи, и он воспринял все очень болезненно. Наконец, истощив все обвинения в его адрес, я, как базарная торговка рыбой, вульгарно прокричала:

— Я вообще не понимаю, зачем ты на мне женился!

Но мне было уже все равно.

— А я тебе скажу зачем. Мне казалось, что ты славная, умная, понимающая девушка. А ты оказалась такой, как все остальные женщины. Иди ты к черту! — И он пулей вылетел из квартиры.

Я видела в окно, как он сел в машину и уехал, а сама бросилась на кровать, заливаясь слезами. Теперь уже никто не узнает, куда Гэри поехал. Но явно не к Блэкмурам, потому что он погиб на дороге, которая вела в другую сторону. Видимо, ехал вслепую, куда глаза глядят. В его карманной записной книжке, в графе «ближайшие родственники» было написано: «моя милая жена Элизабет Лэнгдон» и наш адрес. Несмотря на его кажущуюся беспечность, выяснилось, что за несколько месяцев до этого он составил завещание, по которому все оставил мне. Как же мало я его знала! Вина придавила меня к земле, не давала дышать. И тут на меня нахлынула слава. Деньги за скульптурную композицию были перечислены на наш счет в банк. Сумма оказалась огромной — она с лихвой покрывала все, что я потратила на него и на квартиру за все эти годы. Я возненавидела себя. Тетя Хетти приехала на похороны. Думаю, она чувствовала, что меня убивало чувство вины. Я погрузилась в работу как сумасшедшая, но мне трудно было сосредоточиться. Я стала ходить на разные вечеринки, чтобы забыться, но чувствовала себя всюду как привидение на празднике жизни.

А в Корнуолле было спокойно. Я поклялась себе, что отныне буду писать картины и постараюсь продать их. Дело не в том, чтобы я мечтала о славе, просто надо было чем-то заполнить свою жизнь, залечить свои раны. Но больше я не пущу в свою жизнь мужчин, чтобы не страдать. Это я решила твердо.

Пару дней стоял туман, потом шел проливной дождь. После этого снова проглянуло солнце. Тетя Хетти все сидела над бумагами, а Мэри убиралась и готовила с таким рвением, словно собиралась получить за это приз.

Было утро пятницы. Я спустилась на пляж, захватив мольберт и краски, — мне хотелось нарисовать скалистую гряду, которая закрывала вход в маленькую бухточку. Красные паруса лодки Трегарта должны были оттенять синеву моря. Правда, лодки не было на обычном месте, но я нарисовала ее по памяти, и получилось неплохо. На моей картине маленькая лодка покачивалась вдали на волнах, лениво греясь на солнце. Услышав за спиной шаги, я не стала оборачиваться — и так знала, кто это.