Книга Троянский конь - Иван Сербин

Мальчишка не стал вытаскивать оружие. Выстрелил прямо через плащ. На белой ткани образовалось коричневое пятно. Пуля смачно вошла в грудь главаря, выбив из спины облачко бурых брызг и кусков рубашки. Человека откинуло на ближайшую иномарку. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев, перевернулся в воздухе и упал в пыль. Главарь опрокинулся на капот, сполз на бетон, оставив на светлой эмали жирную темную полосу.

Мальчишка рванул руки из карманов. В каждой оказалось по пистолету. Здоровые черные пушки. Выстрелы загрохотали с обеих сторон. Падали в цементную пыль стреляные гильзы, катились, оставляя за собой неровные серые дорожки.

Мальчишка пошел через площадку, стреляя сразу с двух рук. Он выбирал мишени на ходу, мгновенно прицеливался и нажимал на курок. Тела врагов валились в пыль, оставляя на серо-белом бетоне красные кляксы. Чье-то тело ввалилось в салон иномарки, выбив лобовое стекло. Распахнулся капот одной из машин. В нем сразу же образовалось несколько рваных дымящихся дыр. Из стволов ружей летели искры. Парни с «хеклерами», укрывшись за машинами, поливали площадку огнем, меняли на ходу обоймы и продолжали стрелять.

Внезапно все стихло. Осталась только белая фигурка мальчишки, стоящая на фоне распластанных черных тел и пестрых дырявых иномарок. Дима поднял оба пистолета и бросил их на бетон. И в этот момент погасло солнце…

Ну как?

Все собравшиеся в просмотровом зале повернулись к двоим молодым людям, сидящим в самом последнем ряду. Один из них, двадцатилетний брюнет с умным, интеллигентным лицом, хмыкнул и взглянул на своего спутника. Тот, белобрысый красавец лет двадцати семи, совершенно арийской внешности, наклонил голову, чтобы скрыть беззвучный смех.

— Ребята, — сказал негромко и очень спокойно двадцатилетний, — допускаю, что кто-то станет это смотреть. Человек сто. В основном ваши друзья и родственники. Плюс несколько влюбленных пар, которым негде целоваться. Но это и все.

— Дим, зря ты так. Неплохая перестрелка… — подал голос блондин.

— Вадим, я говорю не о художественных достоинствах данного фильма, а о его прокатном потенциале и о деньгах, которые мы вложили в производство. — Дима Мало серьезно взглянул на своего советника, и тот сразу перестал улыбаться, поднял обе руки открытыми ладонями вверх. — Миша! — Сидевший в первом ряду долговязый парень посмотрел на Диму. Лицо у него было кислым. — Ты поручился за своего протеже. Я поверил тебе на слово. Что за ерунду вы мне только что показали? Андрей! Сценарист здесь?

— Я тут, — откликнулся сидящий во втором ряду курносый веснушчатый парнишка.

— По-моему, в первоначальном виде сценарий выглядел совершенно иначе? Имена у героев были другие. И перестрелки этой дикой я что-то не припоминаю…

— Да, — согласился сценарист. — Ее и не было раньше. Просто мы решили приблизиться к реальности…

— Андрей, я понимаю ваше стремление, но впредь никогда не называйте персонажей именами реальных авторитетных людей, не получив предварительно их согласия. Случайно исказите факты и будете потом всю жизнь расплачиваться. Дальше… Последняя сцена. Почему они у вас сразу начинают стрелять? Даже двух слов друг другу не сказали.

— Это кино, Дима, — хмуро подал голос Миша. — В подобных фильмах должна быть динамика.

Он являлся сорежиссером фильма. В качестве же основного режиссера выступал Мишин институтский друг. «Очень талантливый парень, Дим. Очень. Наш Джон Ву. Народ кипятком будет писать во все стороны».

Дима поверил словам старого приятеля и совершил классическую ошибку — не поставил производство на контроль сразу, с первого дня. Позволил дотянуть до середины съемочного периода. Теперь же, посмотрев рабочий монтаж, Дима уверился в мысли, что материал не просто плох, — это было бы полбеды, — он вовсе никуда не годился.

— Динамика должна быть в любых фильмах. Но динамика, а не глупость, Миша, — возразил спокойно Дима. — Каждая сцена должна работать на сюжетную линию, на идею, на характер главного героя. А твой герой — отмороженный дебил. Он позвал реальных людей на стрелку, а вместо стрелки устроил мочилово. Это беспредел, Миша. Так честная братва не поступает. Его объявили бы сразу, без базаров. Обычный разговор может быть жестче и динамичнее любой перестрелки. Вспомни «Крестного отца» Копполы. Сцена, в которой Майкл Корлеоне убивает полицейского капитана и враждебного дона. В ресторане. Что-то я не помню, чтобы Аль Пачино там через столы скакал, как горный козел, и с двух стволов шмалял во все стороны. Семь минут разговора и лишь в самом конце — два выстрела, а напряг такой, что мурашки по спине ползут размером с крокодила.

Актеры заулыбались, но Дима оставался серьезен, поэтому улыбки исчезли сами собой.

— Дальше. Лето, жара. Почему пехотинцы у вас в сбруях кожаных? Им что, в сауну некогда сходить? Решили совместить приятное с полезным? Не постреляю, так хоть попарюсь как следует?

— Ну, это… — Сценарист оглянулся на Мишу, на сидящего рядом с ним режиссера Даниила. — Это вроде униформы. Они же бандиты.

— Они бандиты, а не идиоты, — жестко заявил Дима. — И вообще, куртки, голды килограммовые — это избитый, затасканный штамп. Приучайтесь мыслить нешаблонно.

— А в чем же, по-вашему, они должны приехать на разборку? — не без вызова спросил режиссер. — В трусах?

— В рубашках, шортах и сандалиях. Там бетон плавится, а они в куртках у вас. И выучите терминологию, юноша. «Стрелка» и «разборка» — не одно и то же.

— Дим, кино — очень специфичный жанр… — вступился за приятеля Миша.

— Миша, — Дима поднялся, — я знаю, что такое кино. Ты мне не объясняй, ладно? Меня уже тошнит от отечественной чернухи. И Вадима тошнит. — Вадим кивнул. — И зрителя тошнит! Зритель не станет смотреть ваш фильм, даже если вы сумеете его доснять и смонтировать, потому что это чернуха. Обычная, каких много. Зритель хочет прийти в зал, сесть в удобное кресло и посмотреть первоклассный фильм. Неважно, показана в нем жизнь бандитов, банкиров, уборщиц, ассенизаторов, бомжей или еще кого-нибудь. Триллер, саспенс, экшн, мелодраму, фантастику — неважно! Важно, чтобы это было первоклассное зрелище! Зре-ли-ще! Запомните это слово! Заставьте зрителя захотеть отдать свои деньги! Заставьте его прийти к кинотеатру за полтора часа до сеанса и отстоять под дождем полукилометровую очередь! Потому что если он придет за час, то уткнется носом в табличку «Все билеты проданы»! Сделайте такой фильм, и я поставлю каждому по памятнику, даю слово!

— В нашей стране такого нет и быть не может, к сожалению, — проворчал кто-то.

— Кто это сказал? — резко спросил Дима.

— А что?

— Кто?

— Ну, я, — поднялся один из актеров.

— Ты уволен.

— Но я только…

— Вон отсюда.

Актер огляделся в поисках поддержки, но все присутствующие смотрели в пол.

— Кто-нибудь еще думает так же? — Дима обвел взглядом людей, собравшихся в зале. — Можете вставать и выметаться. Я не потерплю в своей команде нытиков и пессимистов. Больше нет таких? Отлично. Тогда продолжим. — Он на секунду замолчал, подумал и добавил уже совсем ровно: — Кино — это индустрия, работающая для и ради зрителя. Зритель — верхушка этой огромной пирамиды. Он — главный! И мы обязаны ставить зрительский интерес во главу угла, если хотим не только что-то производить, но и хорошо это «что-то» продавать.