Книга Секреты женщин Ренессанса - Эдуард Фукс

Ограничимся пока этими немногими, грубо обрисованными примерами типических различий в отношении различных эпох к основным вопросам половой морали, хотя их легко можно было бы удесятерить. К ним необходимо присоединить еще гораздо большее количество примеров, касающихся второстепенных пунктов половой морали. Здесь различия бросаются в глаза еще резче. Достаточно вспомнить о видоизменениях языка, моды, чувства стыдливости, воспитания, искусства, нравственности в праве и т. д. Мы ограничимся и в этой области самыми характерными доказательствами этой изменчивости и вечной изменяемости, фактами, которые каждый легко сам может проконтролировать, так как весь наш труд представит целостный постоянный комментарий к этим положениям.

О различных взглядах на главнейшие темы разговора между мужчинами, с одной стороны, и мужчинами и женщинами, с другой, достаточно будет сказать следующее.

Бывали эпохи, когда господствующая мораль разрешала мужчинам, чаще всего публично, вести беседу на тему о грубых любовных приключениях, о недвусмысленных и откровенных похождениях, или пережитых, или слышанных от других, о необычайных победах и поражениях в состязаниях Венеры. Достаточно указать на приблизительно триста фацеций[3] Поджо (1380–1459), почти исключительно трактующих о таких темах, представлявших главный материал беседе епископов и кардиналов при дворе папы Мартина V, специально для этой цели собиравшихся каждый день в определенном месте папского дворца. Даже сами папы, бывшие в первую голову героями этих эротических шуток, часто участвовали в подобных беседах. Далее, бывали эпохи, когда господствующая мораль открывала и женщинам доступ к таким беседам, во время которых самые естественные вещи назывались своими именами. Немецкие масленичные пьесы XIV и XV веков, производящие на нас впечатление чрезмерной непристойности, нравились не только мужчинам, но и женщинам. Женщины не только допускались как слушательницы к таким беседам, они сами спокойно могли в них участвовать и выбирать темой для своих шуток и рассказов самые интимные вещи. Они имели право вмешиваться в обсуждение техники искусства соблазнять, делиться своим опытом в деле любви и т. д. Достаточно вспомнить новеллы Боккаччо, сто новелл жизнерадостной королевы Наваррской и другие аналогичные документы. Далее, бывали эпохи, когда женщина придворных кругов могла присутствовать при спектаклях, единственной темой которых были эротические оргии. Примерами могут служить публичные представления любовных сцен обнаженными красавицами-куртизанками и обнаженными геркулесовского сложения мужчинами… Как пример аналогичных простонародных увеселений можно привести шутовские и ослиные праздники, в которых фаллический маскарад и фаллические остроты играли главную роль.

В иные времена мужчины и женщины имели право во время ухаживания пользоваться самыми откровенными словами и сравнениями. В другие эпохи (например, в конце XVII века, а в Германии – в эпоху, представленную в литературе силезской школой) беседа светского общества состояла из непрерывной цепи более или менее замаскированной порнографии. Каждое слово, каждая фраза имели свой скрытый порнографический смысл, и чем богаче контрастами был смысл того или другого слова, тем восторженнее ему аплодировали и тем восторженнее его переносили из салона в салон, особенно если удавалось самым невинным образом выразить самое циническое представление. В этой области светское общество XVII века и Второй империи достигло изумительной виртуозности. Высшим идеалом этих эпох была женщина, употреблявшая в разговоре с особенным предпочтением всякие двусмысленности, и в глазах общества ее светское значение росло в прямой зависимости от ее фривольности, от ее способности пикантно произнести самое грубо циническое выражение.

А рядом с такими эпохами и классами стоят другие, подвергавшие опале каждого мужчину, который осмелился бы произнести в обществе непристойное выражение, и предписывавшие женщине краснеть даже в том случае, если речь шла о самых простых вещах. Самым ярким выражением этого настроения является та форма педантической стыдливости, которая запрещает женщине называть те или другие части костюма или тела. Такие эпохи возбраняют мужчине и женщине употреблять в обществе ряд самых невинных слов и фраз, потому что утонченная безнравственность вложила в них известную эротическую двусмысленность и все привыкли ее на самом деле в них находить.

Массу характернейших различий обнаруживают законы приличия. Некоторые эпохи категорически запрещают женщине показываться постороннему человеку в неглиже, как бы скромно оно ни было, а еще более – принимать визиты лежа в постели или совершая свой туалет. А в другие эпохи женщина превращает самое интимное неглиже в туалет, предназначенный для приемов, принимает визитеров у постели – ruelle, как назывался проход около ее кровати, служивший в XVII веке настоящим корсо[4] для ее друзей и поклонников, – и находит совершенно естественным, что друг или посетитель становятся свидетелями ее туалета, откровенно и активно удовлетворяя при этом чувство эротической любознательности. Бывали и такие эпохи, которые разрешали мужчине и женщине вместе посещать баню.

Каждая эпоха в отдельности к тому же полна противоречий. Что одному классу кажется вполне естественным, у другого находится под строжайшим запретом, и наоборот. Еще характернее для внутренних противоречий, свойственных той или другой эпохе (впрочем, это только кажущееся противоречие), то обстоятельство, что женщине, которой запрещается принять постороннего мужчину хотя бы в самом скромном неглиже, разрешается, даже вменяется в обязанность надеть такой бальный костюм, который позволяет мужчине во время разговора и особенно во время танца удостовериться в реальности выставленных ею напоказ физических достоинств, или что эта женщина имеет полное право предстать перед мужчиной в купальном костюме, так сказать, подчеркивающем ее обнаженность. Так же противоречиво поступает эпоха, провозглашая, с одной стороны, все половое святыней, имеющей право обнаруживаться лишь в безмолвии брачного алькова, а с другой стороны, – побуждая женщину костюмом, походкой и жестами вести самую непристойную беседу со всем миром и, так сказать, провоцировать каждого встречного мужчину, чтобы он ее мысленно раздел. Если бывают часто эпохи, когда для женщины ничего не может быть неприятнее, как публично показаться в состоянии беременности, когда подобное состояние прямо позорит каждую незамужнюю женщину, на которую все смотрят с презрением, то, с другой стороны, бывают и эпохи, подчеркивающие последствия полового общения, демонстративно навязывающие каждой женщине интересное положение, фабрикуя и пуская на рынок ventre a deux, a trois ou a quatre mois[5].

Диана Пуатье в образе богини Дианы. Диана де Пуатье (1499–1566) – возлюбленная и официальная фаворитка короля Генриха II Французского