Книга Любимые дети, или Моя чужая семья - Диана Чемберлен

Семнадцатилетний джуниор. Парень, на которого все украдкой глазеют. И притворяются, будто не смотрят. До пожара все девчонки не сводили с меня глаз. Тогда мне это льстило. И было приятно сознавать, что они пишут подругам эсэмэски обо мне. А еще я часто получал е-мейлы насчет того, как они хотят целоваться со мной. Со множеством подробностей.

Теперь все стало по-другому. Я вообще не получал е-мейлов. И знал, что сейчас говорят обо мне девушки. Как они смотрят на меня с правой стороны. Пока они не видели моих рук и ладоней, я выглядел круто. Но если они смотрели слева… Я словно вылез из фильма ужасов. Я с трудом терпел эти взгляды, хотя так и подмывало выкинуть из окон все парты.

Звонок, наконец, прозвенел, и я без оглядки вылетел за дверь. Прошагал прямо к машине и сел. Какая-то дилерская контора в Джексонвилле пожертвовала мне машину после того, как я вышел из больницы. Машина была полным отстоем. Я хотел продать ее и купить мотоцикл, но мать сказала, что это было бы оскорблением. Что я должен быть благодарен и бла-бла-бла.

Я запил перкосет тем, что осталось в банке «Доктор Пеппер», которую утром сунул в держатель для чашки. Выехал с парковки и направился к мосту. Но не для того, чтобы вернуться домой. Прежде всего потому, что там будет ма, а я не хотел, чтобы она знала о пропусках уроков. Не хотел, чтобы она расстраивалась. И главное, сегодня, по какой-то дерьмовой причине, у нас был Энди. Сегодня! В день, когда выпускают Мэгги! В день, когда ужасно хотелось забыть обо всей семейке Локвудов. Ма оставила на сотовом сообщение насчет Энди, но сказала, что он уедет к тому времени, когда я вернусь. Она добавила, чтобы я после школы сразу ехал домой. Возможно, потому, что знала, как я буду злиться из-за освобождения Мэгги.

– Если увидишь репортеров, проходи мимо, – велела она. – Не вступай в разговор. Ты им ничем не обязан.

Репортеры. Дерьмо. Им лучше держаться подальше.

Но я ни за что не поеду домой, пока не буду знать наверняка, что Энди оттуда убрался. Не желаю видеть никого из Локвудов. Ни Энди, ни Лорел, ни суку, которая сожгла мне лицо. Ради нее же самой. Я могу убить ее, если увижу. Деньги способны купить все, в том числе и освобождение из тюрьмы. Она навещала меня в госпитале до того, как попала в тюрьму, но знай я то, что знаю сейчас, клянусь, задушил бы ее, хотя мои руки были забинтованы до плеч. Я часто тешился вкусной фантазией, как поджигаю ее, только бы кто-то зажег за меня спичку. Последнее время я не слишком спокойно выносил вид огня, но любил представлять, как Мэгги горит на костре. Как в те века, когда сжигали ведьм. Конечно, эта была мерзкая фантазия, но все же не такая, как у нее, – сжечь церковь, полную детей.

Я припарковался у пирса, где тусовались сёрферы, хотя прибой был таким слабым, что там собрались только трое парней. Я знал их, но не слишком хорошо. Самая крутая штука в сёрфинге – это возможность находиться с другими людьми без необходимости общаться с ними по-настоящему. Без необходимости говорить с ними или стоять достаточно близко, чтобы они смогли глазеть на твое лицо.

Вода все еще была достаточно теплой, так что мне не особенно был нужен гидрокостюм, но я все равно надел верхнюю половину, потому что мне запрещено держать руки на солнце. Я надел козырек, чтобы спрятать изуродованное лицо. Потом зашел в воду и стал дожидаться приличной волны. Мой физиотерапевт считал, что виндсёрфинг мне полезен, если я «не буду подвергать себя опасности». Он имел в виду, если я смогу управлять доской покалеченной левой рукой и добиться достаточной гибкости. Мы работали над этим на физиотерапии. Вот и говори о боли. Но если я забывал об упражнениях хотя бы на один день, за это приходилось платить, и еще как!

Из воды мне был виден трейлерный парк, хотя я не мог разглядеть наш трейлер. Он был третий от дороги, и я видел только бледно-желтый угол. Энди все еще там? Мой сводный брат? Не то чтобы я кому-то рассказывал, что прихожусь родственником этому лузеру.

Остальные три сёрфера переговаривались между собой. Но я не мог разобрать, что они говорят. Потом они стали грести к берегу. Вероятно, устали ждать настоящей волны. Может, они куда-то собрались вместе? За бургером? Поговорить о девчонках?

А я сидел один в воде, глядя на угол нашего трейлера, удерживаясь на месте, желая, чтобы и у меня было куда пойти.

4. Сара

Церковь Свободных Искателей

1988

Первое, что я заметила, – простую красоту маленького пятиугольного здания. Запах дерева был так силен, что кружилась голова. Я чувствовала себя связанной с ним, связанной с землей, словно запах пробудил к жизни воспоминания, запечатленные на генетическом уровне.

Сквозь большие панорамные окна я увидела море, окружавшее крохотную часовенку. И казалось, что я очутилась на пятиугольном корабле, в обществе двенадцати таких же, как я, матросов.

Второе, что я заметила, – мужчину в джинсах и кожаной куртке. Хотя он не произнес ни слова, сразу стало ясно, кто здесь главный. Физически он был довольно внушителен, если вести речь о весе и росте, но дело было не только в этом. Он был волшебником. Колдуном. Даже сейчас, когда я пишу об этом много лет спустя, сердце бьется сильнее. Не взглянув в мою сторону, он опутал меня чарами, таинственными, пьянящими и, если уж быть абсолютно честной, сексуальными. В этот момент я поняла, что мне очень долго не хватало двух вещей: у меня не было духовной жизни и почти не было чувственной. А если отнять и то, и другое, что остается?

Я сидела вместе с другими в благоговейном молчании. Наконец, мужчина поднялся. Утреннее солнце, брызжущее из высокого, ближайшего к океану окна, сияло на его лице и в темных, мягких глазах. Он оглядел комнату. Взгляд переходил от человека к человеку. Пока не остановился на мне. Я не могла отвести глаз. И не хотела. Он заглядывал в меня. В бескрайнюю пустоту моей души.

«Наполни ее ради меня, – думала я. – Помоги мне».

Но его взгляд ускользнул и снова упал на прихожан.

– Где вы познали Бога на этой неделе? – спросил он.

«Нигде», – подумала я. Хотя даже не понимала, что он имеет в виду. Знала только, что почувствовала себя дома впервые с тех пор, как Стив притащил меня из Мичигана в Кэмп Лежен. Я была чужой в этом маленьком южном анклаве с сотнями церквей и тысячами прихожан, с которыми у меня не было ничего общего. Я не отличала овсянки от помидора, лунного пирога – от жареного картофеля. Я совершенно терялась при общении с другими офицерскими женами. Они скучали по мужьям, находившимся в служебных командировках, а я, мучимая совестью, нетерпеливо ждала отлучек Стива. Многие женщины были моими ровесницами – двадцать один год, – и все же я не могла преодолеть пропасть между ними и собой, особенно когда они трещали о мужьях, покупая продукты в военном магазине. Я остро ощущала, что со мной что-то не так. Совсем не так. Чего-то страшно не хватает. Но сейчас я вдруг почувствовала себя дома, хотя находилась в церкви.

После вопроса мужчины о Боге возникло долгое молчание. Но оно вовсе не было неловким. По крайней мере, не для меня. Наконец, женщина, что была ближе к проповеднику, встала. Я увидела блеск кольца на ее левой руке и подумала: «Его очень счастливая жена».