Книга По ту сторону пруда. Книга 2. Страстная неделя - Сергей Костин

Зная все это, я в аэропорту Кеннеди купил себе два новых мобильных, точно таких же айфона. Почему два, а не один? Как-то так получается, что на операции одного всегда мало. На один из приобретенных айфонов благодаря исключительной любезности продавца я за полчаса успел перекачать со своего старого телефона самые необходимые программы и данные. Потом при случае перегоню их на второй. В этот новый, уже загруженный мобильник я по прилете в Хитроу вставил английскую сим-карту, купленную пару лет назад на чужое имя. Я из всех стран привожу по местной симке, которой пользуюсь, когда снова туда приезжаю. Джессика, Бобби, Пэгги, Элис и другие близкие номер моего английского мобильного знают и, думая, что я в Лондоне, будут звонить мне по нему. Как они могут догадаться, что сам телефон я поменял и их звонок найдет меня в Москве? А контрразведчикам и в голову не придет отслеживать какой-то неизвестный телефон, один из миллионов, не важно, будет он находиться в Англии или в России.

Однако если ФБР уже следит за мной, оно знает, что я вылетел в Лондон, и может запросить у своих британских коллег данные о моем местонахождении, которые будет выдавать мой американский сотовый. То есть его-то нужно обязательно оставить в Лондоне, причем в месте, не вызывающем подозрений. Риска здесь нет никакого — ну, разве что телефон украдут. Однако все, что на нем есть, скопировано на мой домашний компьютер, так что это легко восстановить. А взломать зашифрованные секретные сведения, хранящиеся на айфоне в специальной программе, будет непросто. При втором неправильно набранном пароле программа их физически уничтожит. Поэтому, сняв с транспортера свой чемоданчик, я подошел в бюро потерянных и найденных вещей и протянул служащему свой постоянный айфон с американской сим-картой.

— Вот, нашел в багажной тележке. Наверное, кто-то будет искать. Я бы свой точно стал. У меня там один календарь как книга судеб — в нем все, что было, что есть и что будет.

Служащий — подслеповатый мулат лет сорока, — улыбнувшись, принял у меня телефон и записал находку в журнал.

— Спасибо, что потратили время, сэр. Я бы свой тоже искал.

Ну вот, теперь для ФБР мои следы оборвутся здесь.

Я посмотрел на часы — полшестого, но что делать, работа такая — и набрал нашему человеку в Лондоне.

Голос был сонный, с сильным акцентом — мы говорили по-английски. Я должен был назваться Абубакаром, поэтому тоже ломал язык, как мог. Я сообщил, что привез рекламные проспекты из Джакарты, и попросил забрать их как можно скорее: якобы мой самолет в Бостон вылетал через четыре часа. Человек на том конце провода сказал ответную часть пароля, в частности, что его «дискавери» в ремонте (и хорошо: если бы она была на ходу или если бы ее не упомянули, мне бы пришлось срочно избавляться и от сим-карты, и от телефона). Но он сейчас разбудит зятя, и они приедут в Хитроу, как только смогут. О месте встречи мы не договаривались — номер моего мобильного отпечатался в его телефоне.

Паба я, пройдя по всей зоне вылета, ввиду неурочного времени не нашел. Единственно приемлемым напитком, который мне удалось обнаружить в какой-то закусочной, было бельгийским, но далеко не лучшим: разливное «Стелла Артуа». Я не удержался и все же заметил официантке, как две капли воды похожей на Анну Маньяни, что это позор для Англии — поить пассажиров иностранным пивом. «Радуйтесь, что в шесть утра в Англии вообще чем-то поят», — резонно возразила она в ответ.

Я не выпил и половину своей пинты, как задремал. Это были тяжелые мутные видения, но проснулся я, когда мне приснилась Джессика. Она ходила по нашей нью-йоркской квартире и, напевая, укладывала вещи. Они с Бобби переезжали ко мне в Москву. Джессика была в приподнятом настроении и все время подначивала Бобби. Тот факт, что она, как выяснилось, четверть века прожила с русским шпионом, ее совершенно не смущал. Она заранее радовалась встрече с другой страной, с другой культурой, и Бобби тоже был счастлив. Это был классический фрейдистский сон исполнения желания — если не ошибаюсь, в книге этого давно превзойденного венского гения девочке снилось, что она ела клубнику, которую ей не дали. Мое бессознательное впадало в детство — или было травмировано настолько, что стало изъясняться самым примитивным языком.

Меня вырвал из сна телефонный звонок. Наш человек с зятем подъезжали к аэропорту. Я посмотрел на часы: без двадцати восемь. Совсем неплохо: похоже, наши в Лондоне ловить мышей не разучились.

Я прошел в один из немногих открытых магазинчиков, чтобы еще раз убедиться, что я пока никому не интересен. Что бы такое купить? Последний роман Джона Ле Карре? Я перевернул книгу, чтобы прочесть, что о ней пишут. Хоть про шпионов? Про шпионов. Краем глаза я наблюдал за пустынным в этот час широким проходом. Вот он, лондонский знакомый Абубакара! Короткая куртка с надписью «Enjoy», светлые брюки и высокие замшевые ботинки. В одной руке зеленая дорожная сумка — в аэропорту без багажа человек смотрится странно — и бумажный пакет из «Херродс». Все, как он сказал. Я думал, это русский, но мужчина был скорее похож на турка. Азербайджанец?

Я поспешно расплатился — как и в баре, наличными. Я после всех поездок оставляю немного местной валюты, чтобы можно было, например, сразу взять такси, не теряя времени на обмен или банкомат. За мужчиной никто не шел. Хотя в наше время посылать за кем-то топтунов все чаще не имеет смысла. В аэропорту, где камеры на каждом шагу, это уж точно не нужно. Самым надежным местом в таких случаях по-прежнему остается туалет, где мы и договорились встретиться.

Я себя человеку описал так: смуглый, коротко стриженный, за пятьдесят, но надеюсь, в хорошей форме. У меня кроме чемодана будет желтый пакет из дьюти-фри, но я его буду нести не за ручки, а под мышкой. Я вошел в туалет через минуту после связника. Он бросил на меня быстрый внимательный взгляд и вошел в кабинку. Там их был целый ряд, и все двери были открыты. Я подошел к раковине, набрал воды в ладони и окунул в них лицо, как бы стряхивая сон. Потом вытащил несколько бумажных салфеток, вытер лицо и руки и, вроде бы надумав, зашел в ближайшую кабинку — соседнюю с той.

Перегородки, как это всегда бывает, не доходили до пола, и из кабинки справа в мою тут же въехал пакет из «Херродса». Я вынул оттуда небольшой плотный конверт, в котором лежали красный европейский паспорт, водительские права, кредитки. Я сунул все эти подтверждения моего нового существования в карман и положил в конверт то, что было в моем бумажнике — ну, кроме денег и чеков «Америкэн экспресс». Мысленно проверил: вроде нет, ничего не осталось на имя Пако Аррайи. Я сунул конверт в пакет из «Херродса» и ногой запихнул его обратно. Мужчина спустил воду и тут же вышел.

Я ждал, пока он помоет руки и уйдет совсем. Разложим пока по бумажнику новые документы. Паспорт испанский — в моем случае самый удобный. Звали меня теперь Хайме Фернандес, как, вероятно, тысячи людей по всему миру. Удостоверение сотрудника Интерпола на то же имя — этим теперь Эсквайр снабжает меня каждый раз. На правах новая дата моего рождения: 11 ноября 1957 года. Запомнить легко: год рождения мой и два раза барабанные палочки, как говорила моя мама, когда в детстве мы играли в лото. Кредитная карточка «Ситибанка» — их в сотне стран пытаются всучить вам чуть ли не в супермаркетах, так что большого порядка там быть не может. А вторая, наоборот, элитная — «Дайнерс Клаб», это если мне нужно будет выглядеть солидным. Обо всем в Лесу подумали. Эсквайр подумал.