Книга Как я был телевизионным камикадзе - Леонид Кравченко

С тех пор прошло много лет. Каждый год 9 мая по радио и телевидению в 18 часов 50 минут звучит ритуал памяти павших – «Минута молчания». За эти годы много перемен пришлось на долю этой передачи.

Уходили и приходили новые руководители страны и Гостелерадио. В бытность Л. Брежнева возникла даже тема «Малой Земли», где, оказывается, наступил решающий перелом в войне. В 90-х годах удачно будут вводить новые нюансы, нивелируя напоминания о советском прошлом.

Менялись и дикторы. На смену Вере Енютиной придет голос Юрия Левитана. Но теперь уже исчезнет молитвенное звучание текста. Более удачным окажется до сих пор звучащий голос Игоря Кириллова. Он мягче, задушевнее и, может быть, торжественнее, как напоминание о великих жертвах и великой Победе. Но того молитвенного обращения Родины-матери уже, пожалуй, никогда не произойдет.

Тем важнее снова вспомнить тот первый авторский коллектив, который создал великую национальную программу-реквием: Николая Месяцева, Ирану Казакову, Екатерину Тарханову, Наталью Левицкую, Веру Енютину, Светлану Володину.

Глава з

Эфир ошибок не прощает

В 70—80-х годах программу все больше перегружали официальной государственной и партийной хроникой: переговоры, визиты, встречи, награждения, приветственные телеграммы по случаю каких-либо успехов. И, конечно, на первом плане генсеки, члены политбюро, министры… Эту программу считали главной государственной телепередачей, и ее, как правило, смотрело все руководство.

Прекрасно понимало это и руководство Гостелерадио, его новый председатель Сергей Лапин, и потому до самого начала вечернего эфира шел непрерывный прессинг со стороны руководства Гостелерадио, главного редактора службы новостей, выпускающих, режиссеров – доставалось всем. Нигде не было такой нервной обстановки, как в кабинете программы «Время». Но эфир жесток, он не прощает оплошностей. Поэтому накладки случались почти каждый день, а телевизионщиков все чаще мучили нервные срывы.

Ситуация усугублялась тем, что почти все наиболее важные события передавались в прямом эфире. А вожди наши дряхлели, и телевидение лишь подчеркивало это, что, на мой взгляд, все больше дискредитировало самих партийных и государственных «боссов». Сказать об этом прямо никто не решался.

Самые неприятные, порой анекдотичные случаи происходили с Леонидом Брежневым.

…Вот он приезжает на торжественную встречу в Алма-Ате. В программе пребывания несколько встреч. На первой же из них – самой важной – Леонид Ильич выходит на трибуну, неспешно, как всегда, вынимает из внутреннего кармана свою речь и, слегка откашлявшись, приступает к чтению. Однако уже к четвертой-пятой минуте становится ясно, что он произносит речь, заготовленную для другой аудитории. Наступает замешательство. Да и сам Брежнев почувствовал, что произносит нечто не то. К нему из президиума заседания быстро подбегает помощник и вручает другой текст. Проявив потрясающее хладнокровие, Леонид Ильич начинает произносить нужную речь с теми же первыми словами обращения: «Дорогие товарищи!»

Конечно, последовали потом разборки на высшем уровне. Заодно удалось установить, что в разных карманах Л. Брежнева лежали разные речи. Просто не в тот карман он полез. Пожурили и телевидение, хотя прямой эфир не позволял никаких иных вольностей. Тем более что трансляцию вели наши друзья – казахские телевизионщики.

Конечно, в вечернем повторе все было показано чистенько. Как будто ничего не случилось.

Другой пример – совсем уж интимного свойства. Леонид Ильич прибывает в Кишинев. На перроне – море цветов, встречают первые лица республики и три красавицы-молдаванки в расписных одеяниях и с хлебом-солью. Леонид Ильич обнимается, крепко целует каждую, а одну особо обнял и громко так сказал: «Ну, красавица, навести меня сегодня вечерком…»

Эфир услышал, в стране услышали. А в республике острые на язык хохмачи в тот же день припомнили, как моложавый Леонид Ильич, возглавлявший в прошлом Молдавию, был очень охоч до женского пола…

Самыми распространенными в Кремле церемониями были всякого рода награждения. У всех руководителей звездами и орденами грудь была украшена сполна. Больше всех, конечно, у Леонида Ильича, и эти церемонии он особо почитал.

Вот вернулся из космоса очередной экипаж космонавтов. На этот раз он был интернациональным, в команде был и польский космонавт.

Награждение и приветствие взял на себя наш генсек. Все торжественно обставлено. Рядом в шеренге – космонавты и высокие гости, включая польского посла.

…Пауза ожидания торжественной церемонии затягивается. Телекамеры уже все детали обстановки, приготовлений высветили. И вдруг раскрываются створки красивой двери дворца и появляется Леонид Брежнев. Он семенит ногами, буквально скользя по ковру, но почему-то идет не к гостям, а мимо – все по той же ковровой дорожке и доходит уже до следующей двери. Но там створки вовремя открываются, и двое офицеров в парадной форме бережно разворачивают Брежнева и деликатно под руки препровождают его в нужное место – на коврик перед микрофоном. На этот раз текст уже приготовлен на столике и Брежнев, с трудом произнося слова, справляется с приветственным словом. Далее идет прикалывание звезд Героя, объятия и мужские поцелуи…

Потом по программе – возвращение в Звездный городок. В автобусе – напряженная тишина. Всех не оставляет гнетущее состояние от увиденного на церемонии в Кремле. И тут в какой-то момент встает со своего кресла в автобусе Алексей Леонов и, имитируя шаркающее по ковру движение ног в Кремле генсека, вдруг обращается к награжденным, и особенно к польскому послу, с такими словами: «Ну как, ребята, наш лыжник вам понравился?» Хохот взорвал тишину, и дальше уже весело докатили до Звездного.

А рассказал мне эту историю наш замечательный космонавт Климук, который участвовал в этом полете вместе с поляком.

Особые сложности стали возникать при трансляции выступлений Л. Брежнева, когда он уже плохо выговаривал отдельные слова и буквально «проглатывал» отдельные слоги. Наши виртуозы-монтажницы нашли и тут выход. По подсказке руководства редакции стали извлекать те самые слова и слоги из других, уже записанных ранее речей Леонида Брежнева и совершенно блистательно вставлять их в свежие речи. Телезрители, да и руководство государственное даже не догадывались об этих наших телевизионных фокусах.

Чем-то совершенно необычным обернулись смерть и похороны Леонида Брежнева и телевизионный вариант прощания с генеральным секретарем. Было хорошо известно на телевидении, что Л. Брежнев очень доверял председателю Гостелерадио Сергею Георгиевичу Лапину. Доверял в политическом, телевизионном и даже в чисто человеческом плане. Леонид Ильич слыл большим спортивным болельщиком, болел за ЦСКА. Но на стадион трудно было выбираться, тогда он звонил Лапину и говорил: «Сергей, очень хочу посмотреть сегодняшний матч ЦСКА, а по телевидению ты не показываешь. Окажи любезность, организуй трансляцию…»

Сергей Лапин и сам был заядлым болельщиком ЦСКА. Ну уж если просит Л. Брежнев, надо сделать, приходилось срочно ломать программу телевизионного дня и спешно отправлять передвижные телевизионные станции на стадион.