Книга Репортажи с переднего края. Записки итальянского военного корреспондента о событиях на Восточном фронте. 1941-1943 - Курцио Малапарте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас колонна готова к отправке. Механики заполнили топливные баки бензином, три танка заняли места в голове колонны, четвертый – в хвосте. Двигатели с мягким урчанием работают на холостом ходу. Однако в этот момент фельдфебель замечает, что все еще не вернулся посыльный. Он отдает водителям приказ заглушить двигатели. Затем все садятся на траву и начинают завтракать.
Солнце едва поднялось, в лесу слышны отголоски прекрасного пения птиц, листья деревьев окрасились розовым цветом, а вода в озере постепенно становится зеленой. Стволы деревьев сверкают и выглядят так, будто бы их только что покрыли лаком. Солдаты пригласили меня разделить с ними завтрак. Я сажусь на траву, унтер-офицер достает из ранца тубу с консервированным сыром, выдавливает оттуда сыр на черный хлеб, как из тюбика с зубной пастой, и размазывает его ножом. Я приступаю к еде. У меня в машине есть бутылка «Зуйки», разновидности бренди, который готовят из сливы. «Хотите по глотку «Зуйки»?» – предлагаю я. Солдаты весело соглашаются. Они едят и пьют, и вдруг я замечаю среди них симпатичного юношу с бритой головой в мундире цвета хаки. Это пленный.
Несомненно, этот человек рабочий. У него тяжелая челюсть, толстые губы и пушистые ресницы. Выражение лица упрямое и в то же время рассеянное. По некоторым мелким признакам я сделал вывод, что немецкие солдаты чувствуют себя обязанными обращаться с ним с толикой уважения. Причина: этот человек – офицер. Я спросил его на русском языке, не хочет ли он есть. «Нет, спасибо, – ответил он, – я не голоден». Он согласился лишь на глоток «Зуйки». «О, вы говорите по-русски, – обратился ко мне фельдфебель. – Этот парень ни слова не знает по-немецки. Мы не можем понимать друг друга». Я спросил у фельдфебеля, где этот человек был захвачен в плен. «Он попался нам вчера вечером на дороге», – последовал ответ. С ним не было никаких хлопот. Увидев танки, он сделал жест рукой, будто бы хотел сказать: «Что я могу сделать?» Русский человек был вооружен пистолетом, но у него не было патронов. Пока я разговаривал с фельдфебелем, пленник внимательно разглядывал меня, будто бы пытаясь понять, о чем идет речь. Затем он внезапно протянул руку и схватил меня за рукав. «Мы сделали все, что могли, – заявил он, – мои люди сражались упорно. В конце боя нас осталось всего двое, – добавил он, выбросив окурок. – Второй умер на дороге». Я спросил его, был ли его товарищ солдатом. «Да, он был солдатом, – подтвердил он, посмотрев на меня с удивлением. – Он был солдатом, – повторил русский, будто бы значение моего вопроса только сейчас дошло до него.
Мы завязали разговор. Я говорил медленно, подбирая русские слова. Пленный отвечал так же медленно, будто бы и он тоже подбирал слова. Но причина была другой. В его глазах отражалось недоверие. Наверное, он не доверял не только мне, но и самому себе. Я снова спросил у него, не хочет ли он поесть. «Да, – вдруг с улыбкой согласился он, – у меня ничего не было во рту со вчерашнего утра». Унтер-офицер предложил ему консервированной колбасы между двумя толстыми ломтями хлеба. «Ochen spasibo (Благодарю вас)», – сказал пленный. Он начал жадно есть, уставившись взглядом на гусеницу танка. Проследив за его взглядом, фельдфебель вдруг рассмеялся и, воскликнув «Ах!», вскочил, вынул из сумки ключ и затянул один из болтов на траке. Все солдаты засмеялись. Пленный тоже рассмеялся. Он был несколько смущен, он не хотел вмешиваться в это, он чувствовал свою вину за то, что якобы поступил невежливо. Как бы ему хотелось не заметить тот болт! «Спасибо!» – выкрикнул фельдфебель. Пленник покраснел и присоединился к общему смеху. Я спросил его, является ли он кадровым офицером. Он подтвердил, что это так. Затем он добавил, что служит в армии всего два года. «А что было до этого?» – поинтересовался я. До этого он работал на машиностроительном заводе в Харькове, на Украине.
Он был «стахановцем» и «ударником», то есть «передовиком производства». В награду за труд его направили в школу, где обучают на офицеров. В механизированных частях Красной армии очень много бывших стахановцев из технических отраслей. «Это глупо, – покачав головой, проговорил пленный, – лишить предприятия промышленности лучших работников». Он говорил медленно, с почти неуловимой ноткой досады. Тон голоса был таким, будто этот человек потерял ко всему интерес. Я не мог догадаться, о чем он думал и что чувствовал в тот момент.
Пока мы разговаривали, вернулся посыльный. «Отправляемся!» – скомандовал фельдфебель. Пленный поднялся на ноги, провел рукой по обритой голове и с живым интересом посмотрел на танки и грузовики. Теперь я понял. Его уже ничего не интересовало, кроме машин. Он внимательно взглянул на гусеницы и на открытые люки башен танков, на зенитные пулеметы, установленные в задней части грузовиков, на легкие противотанковые орудия, прицепленные к ним. Он не был больше офицером, он снова стал рабочим. Все, что теперь ему было интересно, – это машины.
«Отправляемся!» – повторил команду унтер-офицер. Я спросил у него, что они собираются делать с пленным. «Мы передадим его первому же встреченному фельджандарму», – был ответ. «До свидания», – попрощался я с пленником. «До свидания», – попрощался он со мной в ответ. Он пожал мне руку и забрался в кузов грузовика. Колонна тронулась с места, выкатилась на дорогу, какое-то время прогромыхала впереди, а потом исчезла из вида.
Лошади кавалеристов громко ржали и беспокойно били копытами землю, отрывали и отправляли в желудки блестящую траву изумрудного цвета. По команде офицеров солдаты стали прыгать в седла. Медленным аллюром эскадрон пошел вперед. «La revedere!» – кричу я солдатам. «La revedere!» – отвечают они мне. И когда фигурки всадников медленно растаяли за горизонтом, я услышал за горизонтом гул орудий, очень тихий, который доносился откуда-то совсем издалека, из-за горизонта.
За Прутом
Шанте-Бани, Бессарабия, 2 июля
Вчера погода была неустойчивой. Очень холодный пронизывающий ветер свистел вдоль обширных зарослей тростника, где бродили многочисленные коровы и лошади. Примерно через восемьдесят километров пути дорога от Ясс на Штефэнешти идет по правому, румынскому, берегу реки Прут, проходя вдоль края обширной заболоченной долины у реки, которая вплоть до последних дней обозначала границу между Румынией и Россией. Примерно к десяти часам, после около пяти с половиной часов езды, мы оказались на расстоянии нескольких километров до Штефэнешти. Крыши из гофрированного железа домов этого большого поселка или, скорее, небольшого городка уже начали просматриваться сквозь бесчисленные лучи солнечного света, когда послышавшийся над головой рев двигателей и характерные звуки разрывов зенитных снарядов заставили нас остановиться и спрятаться вместе с машинами под прикрытием деревьев. Через несколько мгновений мы услышали, как первые советские бомбы взрываются впереди, между домами в Штефэнешти. Это был жестокий интенсивный авиа налет, который закончился только тогда, когда в сером небе над землей появились истребители «Мессершмитт». Невидимый воздушный бой, который теперь разыгрался между плотными облаками, постепенно сместился к границе, а затем перешел в небо Бессарабии. Тогда мы смогли продолжить наше путешествие и вскоре въехали в поселок Штефэнешти.