Книга Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом - Леонид Млечин

Расстрел Белахова был незаконным даже по тем временам. Во-первых, его даже формально не приговорили к смертной казни. Во-вторых, уголовный закон вообще не предусматривал такой меры наказания, как расстрел, за преступления, которые ему вменялись следствием.

В 1953 году, когда арестовали уже самого Берию, генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко напомнил ему и эту историю. Берия хладнокровно пояснил, он всего лишь исполнял указание:

— Арест Белахова был произведен в связи с Жемчужиной по указанию инстанции.

Инстанция — это Сталин. Имя вождя в протоколах допросов Берии следователи старались не упоминать.

Задним числом, в конце февраля 1942 года, начальник следственной части НКВД Лев Емельянович Влодзимирский составил обвинительные заключения, в которых написал, что расстрелы проведены по «специальным указаниям директивных органов». Заместитель наркома Кобулов их утвердил, поставив везде дату — 17 октября 1941 года. Всю пачку, как положено, принесли и прокурору СССР Виктору Михайловичу Бочкову.

Бочков был не юристом, а офицером-пограничником. В 1938 году окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе, но вместо назначения в штаб Дальневосточного фронта решением ЦК оказался в аппарате НКВД. Берия, поговорив с офицером, определил его в начальники тюремного отдела, потом 4-го (особого) отдела НКВД. А в 1940 году, слушая радио, Виктор Бочков узнал, что утвержден прокурором СССР. Он был, как сам признавался, потрясен, но от должности не отказался.

Когда Лев Влодзимирский принес ему заключения о расстрелах, Бочков позвонил Берии. Его интересовал только один вопрос: действительно ли имелось указание директивных органов? Лаврентий Павлович рявкнул на прокурора СССР:

— Ты что, сомневаешься?

Виктор Бочков на всех делах расписался: «согласен». И поставил ту же липовую дату — 17 октября 1941 года…

Выбитых из арестованных показаний оказалось достаточно, чтобы оформить дело на Полину Семеновну Жемчужину.

10 августа 1939 года политбюро приняло постановление, которое прошло под высшим грифом секретности — «особая папка». В нем говорилось, что жена Молотова, чье имя старательно не называлось, «проявила неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей, в силу чего в окружении тов. Жемчужиной оказалось немало враждебных шпионских элементов, чем невольно облегчалась их шпионская работа».

Политбюро поручило Наркомату внутренних дел «произвести тщательную проверку всех материалов, касающихся тов. Жемчужиной». Умелые люди в НКВД немедленно состряпали показания о ее причастности к «вредительской и шпионской работе» и представили в ЦК. Но Сталин на тот момент удовлетворился малым. Он не спешил. Сделанного достаточно: жена Молотова уже скомпрометирована связью с врагами.

24 октября политбюро решило:

«Считать показания некоторых арестованных о причастности т. Жемчужиной к вредительской и шпионской работе, равно как их заявления о необъективности ведения следствия, клеветническими».

Иначе говоря, арестованные, которых допрашивали в НКВД, клеветали на жену Молотова. Но делали они это по собственной воле, а не потому что их избивали…

Полину Жемчужину сняли с поста наркома рыбной промышленности и с большим понижением перевели в республиканский Наркомат местной промышленности начальником главка текстильной промышленности. В феврале 1941 года на XVIII конференции ВКП(б) Жемчужина лишилась высокого партийного звания кандидата в члены ЦК — «как не обеспечившая выполнения обязанностей кандидатов в члены ЦК». Этот эпизод описал в дневнике генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Георгий Димитров: «Вечернее заседание — закрытое. Вывели из состава членов и кандидатов ЦК и ревизионной комиссии ряд людей. Особое впечатление произвел случай с Жемчужиной. Она выступала неплохо: «Партия меня награждала, поощряла за хорошую работу. Но я увлеклась, мой заместитель (как наркома рыбной промышленности) оказался шпионом, моя приятельница — шпионка. Не проявила элементарной бдительности. Извлекла уроки из всего этого. Заявляю, что буду работать до последних своих дней честно, по-большевистски».

Аппарат Берии собирал материалы на всех руководителей страны. Высокая должность не защищала. Никто не знал, кто завтра впадет в немилость. В 1953 году бывший министр госбезопасности Меркулов рассказал на допросе:

— В 1938–1940 годах по указанию Берии велась проверка биографических данных некоторых руководителей партии и правительства. Эту работу проводил сотрудник секретно-политического отдела Финкельберг, выезжавший с этой целью на места.

Григорий Павлович Финкельберг был заместителем начальника 3-го отделения 2-го отдела Главного управления госбезопасности. Дослужился до полковника.

Материалы на ответственных работников в отделе «А» (учетно-регистрационном) держали отдельно в мешках с надписью «Личный архив наркома Государственной безопасности Меркулова». Меркулов запретил их кому-либо выдавать. В начале войны спецархив эвакуировали в Куйбышев, потом перевезли в Свердловск. В 1944-м вернули в Москву. Здесь все дела внимательно просмотрел Богдан Кобулов. Меньше половины вернул на хранение в отдел «А». Остальные материалы оставил у себя.

После войны вождь вновь взялся за Молотова. Жемчужину лишили работы и перевели в резерв Министерства легкой промышленности. Теперь Сталин еще и стал винить Полину Семеновну в том, что она «плохо влияла» на Надежду Аллилуеву. Может быть, косвенно виновна в ее самоубийстве…

На жену Молотова завели новое дело. Предъявили новые обвинения — в духе веяний тех лет. 27 декабря 1948 года министр госбезопасности Виктор Семенович Абакумов и заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Матвей Федорович Шкирятов подписали записку на имя Сталина о «политически недостойном поведении» Жемчужиной: «В течение продолжительного времени вокруг нее группировались еврейские националисты, и она, пользуясь своим положением, покровительственно относилась к ним, являлась, по их заявлениям, советником и заступником их».

29 декабря Абакумов и Шкирятов весь набор обвинений изложили на заседании политбюро. В решении записали:

«1. Проверкой Комиссии Партийного Контроля установлено, что Жемчужина П.С. в течение длительного времени поддерживала связь и близкие отношения с еврейскими националистами, не заслуживающими политического доверия и подозреваемыми в шпионаже; участвовала в похоронах руководителя еврейских националистов Михоэлса и своим разговором об обстоятельствах его смерти с еврейским националистом Зускиным (народный артист РСФСР, лауреат Сталинской премии Вениамин Львович Зускин играл в Государственном еврейском театре, в 1952 году его расстреляют. — Авт.) дала повод враждебным лицам к распространению антисоветских провокационных слухов о смерти Михоэлса; участвовала 14 марта 1945 года в религиозном обряде в Московской синагоге.

2. Несмотря на сделанные П.С. Жемчужиной в 1939 году Центральным Комитетом ВКП(б) предупреждения по поводу проявленной ею неразборчивости в своих отношениях с лицами, не заслуживающими политического доверия, она нарушила это решение партии и в дальнейшем продолжала вести себя политически недостойно.