Книга На передних рубежах радиолокации - Виктор Млечин

Как мама не крутилась, периодически подбрасывая ребёнка бабушке, ей приходилось нанимать няню. По-видимому, нянь было несколько, но я запомнил одну – бабу Таню. Она была старше моих родителей и приехала из голодного края центральной России на заработки. В её обязанности входили стандартные процедуры: накормить, погулять, уложить поспать, подмести квартиру. Но она успевала сбегать в магазин за крупой, которую отправляла посылкой сыну Миките (так она его называла), сходить в церковь и ознакомиться с рекламой нового фильма на входе в кино.

Гуляли мы на Сретенском и Рождественском бульварах. Таскала она меня и по Сретенке. Сретенский бульвар мне кажется сейчас несколько иным, чем в годы моего детства. Конечно, тогда не было памятника Н. К. Крупской. Весь начальный полукруг был забит колясками и гуляющими детьми. Меня водили в левую центральную часть бульвара, где собирались пообщаться и поговорить за жизнь няни и где была песочница для детей. Зимой скатывались на санках с правой гористой части бульвара. Тогда склон горы казался мне более крутым, вроде бы в настоящие времена рельеф кажется выровненным. Но особенно любил я зимой гулять по Рождественскому бульвару. Там людей было меньше, а спуск более крутой. Разбегаешься, а потом по двум рукавам летишь аж до Трубной площади. В первые годы на санках, а затем на лыжах. Крепления лыж были никудышными: ремешок, а то и просто толстая верёвка. Вденешь ботинок и пошёл… Надо сказать, что в самой верхней части Рождественского бульвара стояло сооружение для мужчин и женщин, похожее на то, которое изображено в известном французском кинофильме «Скандал в Клошмерле». Но ребят это не смущало. Катались ни на что не обращая внимания. Помню, как баба Таня повела меня первый раз в Сретенскую церковь. Необычное освещение, купол, множество людей вместе с пением и речитативом батюшки создали впечатление, что я попал в другой мир. Наверное, ребёнок что-то сообщил об этом маме. Максимум того, что мама могла сказать няне: «Что вы его таскаете». Вечером, за обедом, возможно, произошло обсуждение между родителями этого вопроса. Но отец отнёсся к сообщению мамы спокойно. Хорошо образованный, он знал историю православия, впрочем, как и историю других религий. Поэтому воспринимал излишества обрядов в том же уравновешенном ключе, что и изощрённые лозунги, зовущие в далёкое коммунистическое будущее. Ведя речь о Сретенской церкви, я должен сказать, что в годы моего детства она ещё была открыта, потом её закрыли, а затем в ней был размещён Военно-морской музей.

Наступило время, когда меня определили в детский сад. Он был открыт при Жургазобъединении и находился между Петровскими воротами и Страстной площадью. Поднимали рано, но вставать не хотелось, ещё более долгой и нудной была процедура одевания чулок. Шли с няней пешком вдоль Бульварного кольца. В саду познакомился с друзьями – Саввой Пинчуком, впоследствии учившемся в одном классе со Светланой Сталиной, и Мариком Виленским, будущим членом редколлегии журнала «Крокодил». Но, как известно, в детских садах дети болеют. Не обошла эта участь и меня. Однажды заболел скарлатиной. Отправили в больницу. Быть там ребёнку явно не хотелось. Требование отправить обратно домой было, по-видимому, настолько сильным, что верхняя штанга детской кровати сошла с упоров и придавила большой палец руки. Так что отметина существовала довольно долго. В самом начале 30-х годов помещений для средних школ не хватало. Я пошёл в первый класс школы, расположенной на Рождественском бульваре в бывшем казённом учреждении. Высокое, дореволюционной постройки, здание с уходящими вверх потолками, но узкими коридорами – интерьер, малопригодный для организации школьной работы. К началу следующего учебного года возвели четырёхэтажный корпус новой школы в Малом Сухаревском переулке, и меня перевели в эту школу. Преподаватели были молодые, опыта не хватало, но в целом с учебным процессом они как-то справлялись. Чтобы добраться до школы, мне приходилось пройти по переулку, спуститься вниз и проследовать почти через всю Трубную улицу. Если опаздывал, перелезал через забор, огораживающий территорию школы. Сейчас говорят, что алкоголизм сильно тормозит развитие страны. Может, это и так, но я вспоминаю, что утром, когда бежал в школу, перепрыгивал через принявших дозу и спящих мужиков, лежащих поперёк тротуара или прямо на проезжей части улицы, благо движение транспорта было редким явлением. Это было почти 80 лет назад, но, несмотря ни на что, страна развивалась.

Другое, что запомнилось с тех пор, это – работающие в подвалах старых домов китайцы. Стоя по колено в воде, они стирали бельё на досках – оборудовании, распространённом в те годы. Стирали добела, хорошо, и хозяйки из тех, кто мог, предоставляли им эту работу. Пробегая с портфелем в школу, я наблюдал этих работающих людей из старого чанкайшистского Китая.

Учились в две смены. Писать и читать я уже умел, а вот над хитрыми арифметическими задачками приходилось потрудиться. Говорят, что сейчас такие задачки в начальных классах школьникам не дают. Их больше натаскивают на компьютерную грамоту. Очень жаль. Компьютер – это хорошо, но голова смолоду должна работать. Тем более что дальше идёт алгебра, а затем тригонометрия. Алгебру мы учили по стандартному учебнику Киселёва. Конечно, домашние задания отнимали силы, но свободное время всё же оставалось. Чем оно было занято?

Например, ходили в кино. Рядом, на Сретенке, был кинотеатр «Уран», в котором уже показывали звуковые художественные фильмы. Именно там я смотрел «Чапаева», а затем «Джульбарс» и «Мы из Кронштадта». Недалеко, на Сухаревке, был другой кинотеатр, «Форум», который также посещали школьники.

Важной частью внеклассной работы школы были тогда встречи и беседы с героями-лётчиками и героями Гражданской войны – красными командирами, как их в то время называли. Фамилий этих людей я, конечно, не помню, но что это было – сомнению не подлежит. Кстати, о лётчиках. Был знаком с В. П. Чкаловым. Произошло это дважды и оба раза на подступах к Сандуновской бане. Дело в том, что в нашей квартире, как и во многих других квартирах москвичей, ни ванны, ни душа не было. Поэтому ходили в баню. Ближайшая баня – Сандуны. Оказалось, что отец, с которым мы шли в баню, хорошо знаком с Чкаловым. Он был с сыном Игорем, который был тогда, насколько я помню, курсантом авиационной спецшколы. Чкалов был в кожаной куртке, носил кепку. Простое, но волевое лицо. Улыбался. Минут десять поговорили, вспомнили какие-то события и расстались.

Другая встреча, которая запомнилась, связана с папанинцами после их пребывания на Северном полюсе. Мероприятие состоялось в Доме мастеров искусств на Пушкинской улице. Папанинцев бурно чествовали, выступающие отмечали их заслуги. Герои подписывали выпущенные книги, посвящённые их жизни и деятельности. Наш хороший знакомый, спецкор газеты «Известия» Э. С. Виленский, участник экспедиции на корабле, снявшем четвёрку полярников со льдины, подводил отца и меня к каждому из них и они оставляли свой автограф. Книгу Всеволода Вишневского с автографом И. Папанина я подарил ветерану нашего института Б. Д. Сергиевскому в день его восьмидесятилетия. Персонально адресованные мне автографы П. Ширшова, Э. Кренкеля и Е. Фёдорова я храню как память о тех знаменательных днях.

Однажды отец повёл меня в Большой театр. Мы прошли через служебный вход, и я сел где-то на галёрке. Состоялся большой всесоюзный концерт художественной самодеятельности. Отец, как выяснилось, был в числе организаторов или, как теперь говорят, кураторов концерта. Отлаженность номеров свидетельствовала о длительном процессе репетиций. Выступали артисты – представители всех республик. Некоторые номера особенно понравились публике. Бинокля у меня не было, а с большого расстояния отдельные тонкости концерта просматривались с трудом. Как потом сообщили, в правительственной ложе находились Сталин и члены политбюро. Отец рассказал, что Сталин, выйдя из ложи после окончания концерта, ни к кому персонально не обращался, никому руку не пожимал, но, проходя мимо руководителей концерта, сказал: «Хороший концерт!»