Книга Лицензия на вербовку - Игорь Атаманенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ты что! — надзиратель всем корпусом откинулся назад, едва не рухнув вместе с креслом на пол.
— Ну да, именно так о нём нам с женой и рассказывали, потому что сами мы его не видели. Его вообще мало кому удавалось видеть, так как он часто впадает в депрессию и прячется от людей. Говорят, он уже несколько раз пытался покончить с собой. Думаю, что всё это из-за того, что если для остальных уродцев из балагана маэстро Барановского выступления и клянченье денег, — это карнавал, где они забавляются, как дети, то для бедняги Эдварда — это пытка…
— Так у него две головы?
— Нет, герр Отто, два лица… Одно, как у всех, — спереди, а второе — на затылке. Оно не ест и не говорит, но может вращать глазами и даже плакать и смеяться, представляете!
— О, майн Готт! Курт, ты меня убил наповал! Это же настоящий двуликий Янус!
— Да, точно, так и есть… Говорят, он пытался связаться с врачами, чтобы ему удалили лицо с затылка, но как только Барановский узнал об этом, он посадил беднягу на цепь…
— А как же он его перевозит?
— Так и перевозит. Приковывает к себе наручниками и — вперед! Чтобы, значит, тот не сбежал, ибо тогда Барановский лишится едва ли не самого высокооплачиваемого экспоната. У него уже один такой умер, некто Паскуаль Пиньон, мексиканец с двумя головами…
— Черт возьми, да сколько же аномалий в природе!
Не обратив внимания на восклицание напарника, Ван дер Бильт увлеченно продолжал:
— Так вот, у того покойного Пиньона на лбу росла вторая голова, которая тоже могла беззвучно шевелить губами и вращать глазами. Однако со временем эта меньшая голова утратила все свои функции и превратилась в бесформенный нарост. После чего Барановский избавился от экспоната…
А, вот еще что я вспомнил! Последнее время маэстро Барановский якобы накачивает Эдварда наркотиками, чтобы тот был покладистым и давал желающим из числа зрителей прикоснуться к своему второму лицу.
— Мне кажется, что и смотреть-то на это не совсем приятно, не то чтобы прикасаться. — Седовласый укоризненно покачал головой.
— Не драматизируйте, герр Отто! Услышите еще об одном экспонате — ахнете! Этого Барановский оставляет на десерт… Этот — настоящий фаворит, жемчужина коллекции израильтянина, гвоздь его программы… Кубинец по имени Хулио Дос Сантос. Сложен и красив, как молодой бог. Ему посчастливилось родиться с лишней парой ног и дополнительным… пенисом! Но если дополнительные ноги — просто рудименты, болтающиеся сами по себе, то его второй член, как и первый, — всегда на боевом посту! Я в постели с ним, слава богу, не был, судить не могу, но слышал, что одна из штатных проституток «Оазиса» рискнула попробовать, каково быть скрипкой, на которой играют одновременно два смычка…
— Аллес, Курт, прекрати! Мне с моим больным сердцем это слышать противопоказано. Давай сменим тему… Кстати, уже пора взглянуть, как там наша подопечная. Ну-ка, сходи, посмотри…
Отшатнувшись от глазка, побледневший Курт обернулся и срывающимся от волнения голосом просипел:
— Герр Отто, герр Отто, скорее сюда… У неё под кроватью какая-то лужа…
Седовласому, прошедшему Восточный фронт, хватило взгляда, чтобы понять: под кроватью, на стерильно чистом белом полу, — лужа крови.
— Ну что стоишь, молокосос! — заорал он на Курта. — Звони в дежурку, вызывай врача и старшего наряда, быстро!
Врач был бессилен вернуть женщину к жизни — потеряла слишком много крови, вспоров себе артерию у запястья левой руки — невероятно! — черенками розы. И это была не гипотеза. Рядом с покойницей лежало более двух десятков окровавленных черенков. Их самоубийца взяла из стоявшего в углу камеры глиняного горшка — из него торчал целый сноп засушенных роз, неведомо как оказавшихся в камере.
Эксперт-патологоанатом пояснил сгрудившимся вокруг трупа служащим тюремной администрации, что смерть наступила от чрезмерной кровопотери, о чём свидетельствовали матово-восковой цвет кожи покойной, заострившиеся черты лица, синюшные губы и черные ногтевые ложа, словом, в теле покойной просто не осталось крови для жизнедеятельности. Орудием самоубийства были толстые, как карандаши, засохшие черенки роз с шипами, которые больше напоминали зубы акулы…
— Это ж как нужно хотеть перебраться в мир иной, — воскликнул эксперт, — чтобы шипами, как тупой пилой, разорвать ткани на запястье, перерезать вену, сухожилие и добраться до артерии! Господа, в моей практике такого еще не было. Да что там моя практика! В специальной литературе вы ничего подобного не найдете. Это — уникальный случай аутодафе. Уверяю вас, он непременно войдет в учебники криминалистики!
Подумав секунду, патологоанатом добавил:
— Трудно сказать, сколько продолжалось самоистязание, но, судя по всему, — довольно долго. Взгляните, господа, на количество использованных черенков. Их — двадцать пять! А теперь посмотрите на её искромсанные губы. Бедняжка кусала их от боли, чтобы криками не привлечь к себе внимание надзирателей… Стоп! Но она н е могла н е стонать. И что же? Выходит, охранники ничего не слышали. Черт подери, чем же они занимались, когда заключенная вершила аутодафе?!
Под его негодующим взглядом Ван дер Бильт и седовласый Отто опустили глаза.
Эксперт, театрально потрясая кулаками, запрокинул голову назад и, будто что-то вспомнив, застыл как вкопанный.
— Господа, судя по всему, это самоубийство — не спонтанный акт. Женщина готовилась к нему. И, прежде всего, психологически. Если это так, а мой опыт освидетельствования самоубийц подсказывает мне, что я не ошибаюсь, тогда… Тогда я не понимаю, почему она не оставила предсмертной записки! Думаю, что вам, господа, как представителям администрации, в инциденте надо разобраться досконально!
Членов тюремной администрации так увлекло красноречие добровольного лектора, что, конечно, они не могли заметить, как при этих словах правая рука седовласого Отто конвульсивно вздрогнула и скользнула к карману брюк…
…Первым в инциденте разобрался Гюнтер Ноллау, глава Федерального бюро по охране конституции.
Вне себя от ярости — «Кто разрешил розы в камере?!» — Ноллау, не дожидаясь ответа, приказал отстранить от работы следователя, который вёл дело, а дежурных надзирателей — Курта Ван дер Бильта и Отто Шмидта — уволить без выходного пособия: «Прошляпили — получайте!»
Для седовласого Отто это будет удар, сравнимый с нокаутом. Он не только потеряет зарплату госслужащего, но и лишится ежемесячных бонусов, которые получал от Бюро, где состоял платным осведомителем под кодовым номером Н-19—41.
Действовал Отто Шмидт по отработанной десятилетиями схеме. Сначала он ненавязчиво, походя, предлагал свою помощь и выполнял мелкие просьбы заключенных, чем постепенно завоевывал их доверие. Ему, обаятельному и ироничному балагуру, психологу и актеру по жизни, это давалось легко. Став своим для жертвы, он прозрачно намекал, что через него можно установить связь с внешним миром. Связь — на выбор: телефонная, телетайпная, телеграфная, да хоть почтовая с использованием голубей — только платите! Заключенные обычно прибегали к самому простому способу: передаче через «душку Отто» записок. Ради этого он и был завербован Бюро ещё в 1949 году.
