Книга Лубянка. Подвиги и трагедии - Николай Лузан

С «заговором послов» было покончено. По‑разному сложились судьбы его организаторов. Локкарт, находившийся под домашним арестом в Кремле, в октябре 1918 года вместе с другими «послами‑заговорщиками» был обменен на задержанных в Великобритании советских дипломатов и выслан из России. Рейли, возвратившись в Великобританию, удостоился одной из высших наград — ордена «Военный крест», затем работал консультантом у будущего премьера У. Черчилля, а осенью 1925 года наконец‑то угодил в сети другой операции ОГПУ — «Трест». Каламатиано, так же как и Рейли, приговоренный к смертной казни, в 1921 году был освобожден из тюрьмы и выслан в США.

Таким образом, 1918 год для молодой советской спецслужбы завершался убедительной победой как над внутренней контрреволюцией, так и над иностранными разведками. 7 ноября 1918 года Ленин, выступая на торжественном вечере — концерте ВЧК, посвященном годовщине революции, — дал следующую оценку результатам ее работы: «Для нас важно, что ЧК осуществляют непосредственную диктатуру пролетариата, и в этом их роль неоценима. Иного пути освобождения масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, нет. Этим и занимаются ЧК, в этом их заслуга перед пролетариатом».

* * *

К концу 1918 года в советской республике действовало 40 губернских и 385 уездных чрезвычайных комиссий, 19 декабря в частях Красной армии были образованы особые отделы ВЧК.

Отдавая должное высокой эффективности и результативности деятельности ВЧК по защите советской власти, все же трудно поверить, что такое быстрое ее становление обошлось без посторонней помощи. Несмотря на выдающиеся организаторские способности Ф. Дзержинского, В. Трифонова, Я. Петерса, И. Ксенофонтова и их опыт нелегальной работы, создание на пустом месте новой спецслужбы в тех сложнейших условиях и в такие сжатые сроки являлось почти безнадежным делом. Если при формировании Красной армии революционной власти пришлось обратиться к помощи так называемых военспецов, в качестве которых использовались в том числе и царские генералы, то в ВЧК дорога для чинов охранного отделения была наглухо закрыта. Их дух если там и появлялся, то ненадолго и только в тюремных камерах. В связи с этим невольно возникает вопрос: не могла ли в те первые месяцы становления советской власти чья‑то опытная рука направлять работу ВЧК? Ответ на него следует искать в архивах, хранивших до недавнего времени в глубокой тайне отношения вождей большевиков с политиками и разведкой кайзеровской Германии.

До августа 1991 года, когда доступ к особым папкам и секретным делам имели лишь избранные люди, связанные подпиской о неразглашении, большинству сотрудников отечественных спецслужб и рядовому обывателю была известна лишь одна — официальная — версия становления советской спецслужбы. Она достаточно подробно отражена как в закрытой литературе, так и в открытых изданиях.

Вместе с тем ряд документов, хранящихся в спецфонде Российского государственного архива социально‑политической истории (РГАСПИ, г. Москва), а также публикации некоторых отечественных и зарубежных исследователей деятельности советских вождей и спецслужб, в частности Д. Волкогонов:

«Сталин», «Троцкий»; О. Царев и Д. Костелло: «Роковые иллюзии»; И. Линдер и С. Чуркин: «История специальных служб России 10–20 веков»; К. Эндрю и О. Гордиевский: «История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева», содержат любопытные сведения о связях Ленина, Троцкого, Зиновьева и других с германскими военно‑политическими кругами, а также о роли разведывательных органов Германии — Разведывательного отделения Генерального штаба — в становлении ВЧК и деятельности партии большевиков в период 1917–1918 годов.

Приведенные в них данные прямо говорят о тесном сотрудничестве германских политиков и сотрудников разведки с рядом видных деятелей большевистской партии: В. Ульяновым (Лениным), Л. Троцким (Бронштейном), Л. Каменевым (Розенфельдом), Г. Зиновьевым (Радомысльским) и другими, а также об оказании им финансовой, организационной и кадровой поддержки в осуществлении октябрьского переворота 1917 года. И это не является чем‑то небывалым. Некоторые события прошлого и сегодняшняя действительность убеждают нас в том, что в борьбе за власть и защите национальных интересов возможны самые невероятные союзы, даже с самим дьяволом, а мораль и принципы отходят на второй план.

Большевики, боровшиеся с царизмом не на жизнь, а на смерть в течение двух десятилетий, и дряхлая германская империя, из последних сил пытавшаяся сохраниться на европейской карте, были объективно обречены стать временными союзниками. После трех лет кровопролитной войны экономические ресурсы Германии находились на пределе, и вести борьбу на два фронта ей оказалось не под силу. Поэтому германские политики и спецслужбы предпринимали активные действия по выводу из войны наиболее уязвимого противника. Таковой на тот период оказалась царская Россия, находившаяся в глубочайшем политическом, военном, экономическом и нравственном кризисе. Исторически изжившая, скомпрометировавшая себя дворцовыми дрязгами и погрязшая в небывалой коррупции монархия содрогалась под ударами революционных волн.

Классическая ленинская формула о революционной ситуации была воплощена в жизнь самой властью. Война довела до бедственного состояния и без того голодавшую часть населения. «Верхи», то есть государственная машина управления, при безвольном императоре пошли вразнос. Чиновники, руководствуясь личными, в большей степени корыстными интересами, тащили одеяло на себя. Император Николай II на глазах терял своих немногочисленных сторонников не только в армии и на флоте, но и в самом Зимнем дворце. О том положении, в каком находились империя и трон в начале марта 1917 года, точнее всего высказался он сам.

2 марта, передав Акт отречения от престола представителям Временного комитета Государственной думы В. Шульгину и А. Гучкову, бывший император в отчаянии записал в своем дневнике:

«Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что‑либо сделать, так как с ним борется социал‑демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев — всем главнокомандующим. К 2½ (14:30. — Прим. авт.) пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!»[3]

Николаю II было от чего прийти в отчаяние: даже те, кто присягал ему на верность, кого он осыпал наградами и должностями, в самый трудный момент предали его. Все четверо главнокомандующих фронтами: А. Брусилов (Юго‑Западный), А. Эверт (Западный), В. Сахаров (Румынский), Н. Рузский (Северный), а также командующий Балтийским флотом А. Непенин в докладах Алексееву высказались за отречение от престола помазанника Божьего. К ним присоединился бывший верховный главнокомандующий и родственник государя — великий князь Николай Николаевич.