Книга Московские картинки (сборник) - Сардана Ордахова

…Снег скрипел под ботинками, а от мороза застывали щеки, их приходилось время от времени протирать ладонями. Тоненький шарфик не согревал шею, зато куртку и шапку она подобрала самые подходящие, хотя дома они выглядели преувеличением. Ее поразили размеры города и климат. Комната в гостевой квартире, куда ее поместили для начала, была холодной и неуютной, и Ассунта всеми силами рвалась побыстрее снять жилье. Спустя неделю ей это удалось. Сделала она это просто по объявлению в газете, с помощью преподавателя, который хорошо знал русский язык.

Квартира находилась далеко, до работы надо было добираться больше часа в жуткой толкотне, при этом коллеги уверяли, что ей еще повезло. Надо сказать, Ассунта от природы была немного замкнутым человеком и ни слова не знала по-русски. Ей казалось, что простой английский, которым она вполне овладела, достаточен для проживания в любом уголке земли. Но в Москве английский не проходил. Вообще. Она слышала, что здесь проводятся мессы на итальянском языке, но ни разу не посетила церковь. Итальянскую общину тоже игнорировала. Слишком много Италии было в ней и вокруг нее до этого. Она знала, что всего через полгода вернется в тепло, негу и тягостное безделье. Круг ее общения вне работы состоял из хозяйки, ее собаки и попугая. Хорошо, хозяйка и попугай немного говорили по-английски.

Выход из метро то и дело закрывали из-за каких-то демонстраций, праздников или ремонта. Вот и сегодня пришлось долго идти по трубе. Скрипачи выводили неизвестную мелодию, чуть дальше прямо из сумок продавали теплые носки. На подходе к лестнице стояла бабушка с плакатом. Плохие гитаристы в углу допели свою песню, пока она дошла до выхода – до того длинным был ее путь. Выйдя наверх, Ассунта с трудом пробралась по серой жиже к пешеходному переходу – опять потеплело и все начало таять. Как всегда, ей сунули кучу всяких листовок – судя по рисункам, стоматология, шейпинг и японская еда. Может, было и что-то другое, она особенно не приглядывалась. Из вежливости она брала все листовки и аккуратно складывала в сумочку. Придя домой, выкидывала.

За окном хлопьями шел снег. Как в сказке. На экране монитора сидел Франческо и вращал глазами. Он был небрит, в мятой майке и недоволен, как всегда. Разница во времени. Она смотрела на него и вспоминала чудесные стихи, которые он сочинял для своих песен, его летящие рисунки – Франческо был талантлив во многом. Но ее стала тяготить его злость по утрам, частое пьянство и новые татуировки. С каждым годом он все больше набирал в весе и теперь почти ничем не отличался по виду от ее отца, бухгалтера.

– Чао, Франческо! – воскликнула она и чмокнула экран монитора.

– Чао, аморе! – буркнул Франческо.

Ассунта поплакалась на погоду, на учеников. Немного посплетничала про педагогический состав. Ему она рассказывала все. Постепенно холодок таял, Франческо просыпался окончательно, переходил на скороговорку, начинал сыпать каламбурами и смешить ее.

«Чао, Франческо!» – радостно кричал за стеной хозяйский попугай. Потом зачем-то добавил: «Бля!»

Разговор прервала женщина-риелтор. Хозяйка уже год как носилась с идеей продать или обменять квартиру, и вот к ним опять зашла риелтор уточнять детали. Что-то говоря по-русски и бесконечно повторяя «сорри», женщина заглянула в комнату и стала задумчиво разглядывать потолок.

8. Время одуванчиков

Конечно, он был туговат на ухо. Поэтому даже не пытался вмешиваться в жизнь квартиры. Лежал себе тихо в комнате и подремывал. Вместе с ним жила семья старшей дочки, которая недавно отметила шестидесятилетний юбилей. Вырастали, уезжали, возвращались, создавали свои семьи внуки, правнуки. Старик не любил гостей и внезапных перепадов температуры. А лето в этом году началось очень резко. Вроде бы только что выли холодные ветра, шел снег, и – раз. Включили жару. Старику было все равно, он не особенно мерз, да и от жары сильно не страдал. Он боялся за одуванчики. Время их коротко.

Вот уже много лет, начиная с конца апреля, каждое утро он притаскивал свои старые кости на пригорок, где располагалась церковь. На службу старик ни разу не заглядывал – не привык. Но неодолимая сила, сила одуванчиков, влекла его туда. Церковь было видно издалека. Новая, нарядная, она радовала глаз и согревала сердца. Старая примостилась рядышком – низенькая, темненькая, деревянненькая – и тоже ничего себе, но эта была лучше, что и говорить. Высоко вытянутые синие шатры, увенчанные маленькими золотыми главками с крестами. Готика. Всё – в небо, а здесь, на земле – едва теплое янтарное тельце, в которое заходят и выходят люди. Двор – большой, очень ухоженный, с мощеными дорожками, большими крепкими деревьями, фигурками различных животных в клумбах и миниатюрными копиями известных церквей над рукотворными водопадиками, тихо журчащими среди красиво выложенных камней. Фэншуй. В прошлом году даже поставили детскую площадку.

Несмотря на «готику» и «фэншуй», церковь эта, конечно, была православная. Не суть. Эти слова приходили старику на ум автоматически, в силу различных, теперь уже полузабытых, деталей прожитой им жизни. В свое время он спорил с итальянскими специалистами, находившими в традиционной русской шатровой архитектуре черты готики. Теперь он их видел четко. Этот новый храм, возведенный, вопреки первоначальному проекту, неожиданно в шатровом стиле, обнажил то, что было скрыто от его взора раньше. А фэншуй потому, что старик опять же просто привык отмечать про себя хороший фэншуй. Проще говоря, ландшафтный дизайн.

Опять не о том. Все дело ведь в одуванчиках. Его родной двор не был богат одуванчиками. Хотя зеленая зона и кое-какие насаждения имелись. В первую очередь четыре больших дерева. Все его друзья, с которыми он сиживал под этими тополями за игрой в домино или в шашки теплыми летними вечерами, один за другим отправились в мир иной. Да что там говорить. Сын единственный скончался в прошлом году от сердечной недостаточности. Младшая дочка жила за границей. Старику было около девяноста лет. Жильцы в подъезде менялись. Продавали, покупали, уезжали, приезжали. А старик все жил. Он много кого не знал. Много чего не узнавал вокруг. Но помнил – скоро должны распушиться одуванчики! Золотые головки этих цветов вместе с млечными стебельками он собирал в целлофановый мешочек в первые дни весны, как только они появлялись. Это было важно. Дома он их ел. Лучшие в округе одуванчики росли во дворе церкви. Самые вкусные.

В конце апреля залитая солнцем лужайка перед центральным входом в церковь стояла вся в огненных одуванчиках. Съев дома один раз свой пакетик, старик больше не покушался на цветы. Он просто смотрел на них и ждал. В начале мая головки одуванчиков белели, превращаясь в пушистые шары. Когда их становилось достаточно, старик шептал: «Время одуванчиков» – и опускался на колени перед лужайкой. Он осторожно и умело начинал дуть. С самого края, постепенно перемещаясь к центру. Взмывал вверх и прямо над его головой сиял большой серебристый нимб. Дети смотрели на него с восхищением.

– Ну теперь пойдем, – говорила сопровождавшая деда взрослая правнучка, с трудом усаживая обратно на скамейку.

Это значило, что время одуванчиков заканчивалось. И наступит ли оно в следующем году – неизвестно. Хотя одуванчики цветут все лето до поздней осени. Теперь весь год старик Одуванчик будет копить силы для этих двухнедельных весенних прогулок. Он снял шляпу, прощаясь с цветами, и его белые волосы развевались вокруг лысины, придавая голове сходство с полуоблетевшим одуванчиком. В таком виде и запечатлела его девушка из Италии, которая проводила много времени, бродя с фотоаппаратом по московским церквям.