Telegram
Онлайн библиотека бесплатных книг и аудиокниг » Книги » Современная проза » Видоискательница - Софья Купряшина 📕 - Книга онлайн бесплатно

Книга Видоискательница - Софья Купряшина

186
0
Читать книгу Видоискательница - Софья Купряшина полностью.

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 ... 37
Перейти на страницу:

Дж. Нагоева, 123 года, с. Бахталы

Передовица

— Я никому не могу отказать, — признается она. Всегда — на одном дыхании. Веселая, в пестрой косыночке, бегает по цеху, дает норму. — Трудно, конечно, было, — признается она. — Но мне интересен человек. — Извини, — завиток торчит из-под простого платья, — иногда так закружишься, что забываешь надеть трусы. Но это окупится сторицей…

Я смотрю на Патимат… Сколько мужества в лучистых морщинах этой двадцатидвухлетней работницы!.. Пока она удалялась — ладная, профессиональная, я увидела, что на ней почти ничего не надето.

Я предложила ей туфли.

— Зачем, — смеется Патимат, — это закаляет и облегчает процесс обслуживания.

Я смотрю на удаляющуюся фигурку.

— Как хорошо, что есть Патимат, — сказал ее муж Фархад, работник цеха. — Сначала трудно было, потом привык.

Браво, Патимат Васхутдиновна Корыева!

Патимат. Чего?

Жури. Я говорю: «Браво, Патимат Васхутдиновна Корыева!»

Патимат. А. Ну-ну. Давай, давай, пиздуй отсюда. Дело надо ладить, а не яйца гладить.

Жури. Я см…

* * *

Из интервью с долгожителем:

— Так вы пили?

— Пил! Канечна пил! Но как!

— И как же?

— А вот как. Румка выпил — баращка съел. Еще румка — еще баращка.

* * *

Высокогорное село Бахталы стоит высоко в горах. Два тамдыра, три аила, акведук, арык.

Акын Залихватов сидит передо мною в ватном халате, в бешмете, поет «Мадригал Чимкенту»:

— Ва-а-ай-ай-я-яй — аххххх-мах-вирадук-бык-тыр-фирхун-Саветска Власт-пахлава-пшилава-фрукт-муктунннннннн!

Акыну Залихватову — сто тридцать пять лет, дочери Мирно — сто десять. Тугие косы свои она оборачивает вокруг глаз — стесняется незнакомых джигитов.

— Зачэм стесняешься, Мирно-джан! Некарашо! Луд приехал поглядеть на нас — а ты как дыкый кОзачка! Ахуемыр совсем? Да?

— Самбахванмудыкпрызырватыв! — отвечает, заалевшись, Мирно.

— Смушшается, — поясняет нам Акын-ака. — Кроткий она у мене, робкий, как баран.

Мы сели за богато убранный стол. По земле, на которой мы сидели, под богато расшитым ковром ползали востроухие ежи и порой кололи нас в ягодицы. Но мы не замечали ни ежей, ни жары, ни усталости, глядя на доброе лицо старейшины аила и его хлебосольной дочери. Спускался вечер. Мы пили кумыс. Вдалеке ржали пожилые лошади.

Вдруг, вскочив с ковра, крепкокосая Мирно пустилась в пляс, подпевая себе, а старый Мухтар-ака (сосед по юрте, двести тринадцать лет) подыгрывал ей на ямгане.

— Что же подарить вам на прощанье, Акын-ака? — спросили мы утром, когда с первым лучом армаджанского солнца за нами пришел автомобиль.

— Э-э-э! Зачэм?! — расчувствовался старец. — А что есть, сынки? Водка есть?

Мы смущенно стали рыться в рюкзаках.

— Ай, карашо! Поставлю в юрте, покажу аульчанам. Не забывайте старого Торбогоша!

— Кого? — не поняли мы.

— Да это меня так в детстве звали — Торбогош-Кривая Нога.

— Э-ге-ге-ге-гей! — заорал старик что есть духу и ускакал в степь.

В Москве мы часто вспоминали аульчанина. Побольше бы таких Торбогошей!

Солнечные дни

Я вывалилась из машины в темноту.

— Э! — сказал он. — Э!

И ни слова по-русски. Выскочил из высокой машины с постелью, с салфеткой и одеколоном, чтобы протереть меня. Там были остатки плова, в железных кружках «раки» — турецкая водка.

Снова улеглись в постель. Старый турок Махмуд мудр. Он делит мир на число утр и умножает на десять таблеток-пудр от головы. Рядом — напарница Адилля; он подносит к ней зажигалку и гладит курчавую горку. Два зычка — внизу живота; он с неудовольствием отмечает растяжки, тазовую кость и жилку. «Некарашооо». На опаленные губы кладет салфетку с одеколоном. Шипит: ххххххххх. Ааааааа! А. А. А. Салфетка шипит. Утро ясное. Солнце в стекло занавески. Мне кажется, что я задыхаюсь, но я засыпаю.

В среду Адилля пришла меня возбуждать. Вай-май! (5-е число). Что делает с людьми женитьба и проституция. Трясущееся существо, брюки в пятнах, редкие, редко мытые волосы спутаны — будто перекати-поле попало на камень и сквозь его паутину видна каменная серо-розовая прохладная голова. Камень ведь был прежде участницей (активной) школьного хора.

Руки и голова в пляске; носки съедены псом Лужком, и дыры размером с кружку (дыры больше носка, и сквозь них просвечивают желтые ноги). Казалось, что это не возбуждает. Но только казалось.

Прочно скрепленное голодное тело, пухлые изшрамленные глаза, руки в рыбе, которые она вытирает о брюки, — все это говорило о томительном миге блаженства прикосновения к обнаженной селедке, то есть к короткой шее.

О, как она пленительно вульгарна. Ведь есть шармная вульгарность (не шарманная). Vulgar как Charmant. Ведь есть же? Отвратность жеста — как его (и мой) приворот. То есть все наоборот. Такая миленькая, переебанная такая всем на свете и везде, всюду — она невыносимо прекрасна.

У нее онемели колени. Она сползла с сального дырчатого дивана и загрохотала по полу, заскрипела, голосом показывая, как хорошо ей жить. И такая нега и такой покой был во всем: в открытом окне и размножающихся сумерках (вегетативно), и так сладко повторять: Лионелла, Лиомпа, люминька, ловеласы, Ривьеры, Лимпопо (сладко стало, да?).

Она нюхала жвачечную упаковку. Выспрашивала, что чем пахнет. Лимоном ли? — и снова гладила себя по бедрам. И просто так хорошо было, что казалось — от одного вида Ея — живешь, учишься, набираешься силы, свежей мысли, тепла, здоровья; и перекрестный огонь — минует, блин, тебя, и хочется встать под окном, крикнуть в зеркало окна и солнца (а асфальт мокрый):

— Выходи в резиночки прыга-а-а-ать! Э! В натуре! Ты кто! Шмарик! Вано! Кам хиа! Все уже просохло. Погода, бля, отличная…

И она прыгнет на тебя, как сплошное солнце.

Мы поедем с нею по шоссе: вперед, на работу.

И СОЛНЦУ ВСХОДИТЬ ПОМОГЛИ ЕГИПТЯНЕ

СВОЕЮ МОЛИТВОЮ


Работа моя — нежная,

НИИ стыда, Podzasky motel,

every night — it’s my work.

Голубые по утрам (спят) высокие корпуса (по утрам) исполнены солнца. В придорожной пыли по обочинам дорог валяются пластмассовые и жестяные бутылки от колы, стеклянные — от водки, узорчатые салфетки с просохшим под первыми лучами солнца одеколоном — обязательно сладким, разные пакетики; в кюветах мальчики Пожарска, беленькие и хорошенькие, чуть еще подпорченные ранним траханьем в задницу — с таким целящимся взором, — собирают бутылки в длинные мешки.

1 ... 4 5 6 ... 37
Перейти на страницу:
Комментарии и отзывы (0) к книге "Видоискательница - Софья Купряшина"