Книга Идолы - Маргарет Штоль

Лукас смеется:

– В следующий раз не позволю.

И я тоже.

И в это самое мгновение, наплевав на Лордов и прочее, я чувствую себя самой счастливой девушкой в мире.

Я соскакиваю с камня и прячу лицо на груди Лукаса. Меня охватывает чувство защищенности, и на какое-то мгновение я притворяюсь, что так оно и есть.

– Знаешь, иной раз мне кажется, что четверо Детей Икон – это в два раза больше, чем нужно, – говорит Лукас. – По крайней мере, на этой неделе точно так.

Я поднимаю голову и смотрю на него:

– А ты никогда не думал о том, что таких, как мы, может быть и больше? Не четверо?

Мои собственные слова кажутся мне глупыми в тот самый момент, когда я их произношу.

– Нет, – отвечает Лукас. – Но я постоянно думаю о том, что происходит в голове той, которая сейчас стоит прямо передо мной.

– Вот это. – Я снова прижимаюсь лбом к его груди.

– Вот как…

Он говорит очень тихо, я почти не слышу его. Я смотрю вперед, вижу, как садится солнце, и это такой же прекрасный закат, как все виденные мной прежде, даже в миссии.

Нет, этот прекраснее. Этот самый прекрасный из всех.

От самого холма и до горизонта тянется пространство неумолимых камней, и сухих кустов, и щебня, пересеченное длинными тенями, пурпурно-синими, растворяющимися в сухой красной почве пустыни. Я вижу изогнутую линию горизонта, и меня вдруг на мгновение пронзает странное чувство: будто я стою на вращающемся шаре, несущемся сквозь пространство.

Наша планета. Наша Земля. Это ошеломляет.

«Все через минуту исчезнет, – думаю я, – и закат, и это ощущение. Но пока что и этого достаточно».

Одно только верно в этой Вселенной, где все остальное неправильно.

Я улыбаюсь, откинув голову, чтобы заглянуть в лицо Лукасу:

– Это совершенство.

– Тебе нравится? Я нарочно для тебя сотворил. – Лукас улыбается. Он выглядит почти смущенным. – Это подарок.

– Вот как? – Я смеюсь. – Тогда я сохраню его навсегда.

– Отлично, – усмехается Лукас. – Держись за это. И припрячь так, чтобы не потерять.

– Припрячу, – обещаю я.

– Ты прекрасна, – шепчет Лукас.

– Замолчи, – шепчу я в ответ, поддразнивая его. – Вот это все – да, прекрасно.

Эти слова – чистая правда. Закат – закат Лукаса, а теперь и мой – невероятно, поразительно красив. И это значит, что мы должны будем сотворить его еще раз.

Потому что мы живы.

Но пока что с нас должно быть довольно.

Солнце медленно опускается к горизонту. Лукас кивает, шепча мне в ухо:

– Видишь? Вот так все и происходит. Сейчас солнце скроется, но оно всегда появляется снова.

– В самом деле? – Я улыбаюсь, вскинув брови.

– В самом деле. – Лукас тоже улыбается. – Верь в это. – Он целует меня в щеку, осторожно, стараясь не задеть синяков. – И даже когда ты не можешь его видеть, оно все равно где-то там, на другой стороне мира, и готово вернуться к нам. – Теперь он целует меня в другую щеку, так нежно, что я вздрагиваю. А потом в шею. – Все станет гораздо лучше. – А потом в ухо. – Все уже хорошо.

Теплая волна, которая и есть Лукас, подхватывает меня, и я не могу с ней бороться. Я подношу ему свои дары, и он их принимает. Вот что он принес в наш мир – это чувство. И распространяет его на каждого, с кем встречается, делится им.

Я сдаюсь.

Любовь.

Дар Лукаса успокаивает его так же, как и меня, и я позволяю себе ощутить его, принять его.

Я выбрасываю из головы все ненужные мысли. О том, что мы заблудились, что не видим впереди никакой помощи, что за нами охотятся в этой пустыне, что у нас нет никакого плана на тот счет, как сокрушить другую Икону.

Мне хочется, чтобы на этот раз Док оказался прав, что можно хотя бы на время забыть о том, что ждет нас впереди.

Но каким-то образом в этот самый момент Лукас совершает невозможное. Я чувствую, как он расслабляется, позволяя солнцу согревать его тело, хотя солнце и готово уже исчезнуть.

Наслаждайся этим, пока оно есть, радуйся тому малому, что имеешь.

Закат, исходящий от Лукаса, означает все сразу.

Я поднимаю лицо навстречу последним каплям этого общего тепла, навстречу Лукасу и солнцу.

– Надеюсь, ты прав.

– Так и есть. – Он снова касается моей щеки, его голос становится низким, настойчивым. – Дол…

«Ты нужна мне».

Он не осмеливается произнести эти слова, но я их чувствую. Они для меня так же реальны, как холодный ночной ветер, коснувшийся моего лица.

Я нужна ему, как пища и вода. Как солнечный свет и дождь. Как…

Как я и Ро привыкли нуждаться друг в друге.

Я прогоняю эту мысль и наклоняюсь к Лукасу. Он обхватывает мое лицо ладонями, крепко его сжимает, будто я так же тверда, как красные камни пустыни, что окружает нас. Надежная, крепкая вещь. Неоспоримый факт или вечная истина.

Я взглядом прошу разрешения стать ближе к нему. Ближе, чем это возможно физически.

Лукас кивает, и я проникаю в него, ища некий особый момент, некую точку. Я нахожу ее – ярко горящую в его сознании – и, когда мысленно тянусь к ней, в одно мгновение оказываюсь в той пещере, где мы встретились впервые.

Но на этот раз я – Лукас. На этот раз я вижу нас – нашу историю – его глазами.

Я не могу отчетливо разобрать детали, но ощущение настолько сильное, что я едва не падаю на колени. Я вижу тот момент, когда он впервые увидел меня и испытал потрясение, а потом его захлестнуло теплом.

Чувствую взрыв крайнего любопытства, изумления и влечения.

Это наш общий океан.

Я просто не знаю, как еще можно это назвать.

Я давно уже хотела проникнуть туда, но лишь сейчас набралась храбрости, чтобы попросить разрешения.

И теперь мое главное воспоминание – любовь Лукаса, любовь с первого взгляда.

Это не просто его дар. Это настоящее чудо.

Лукас куда больше уверен во мне, чем я в самой себе. А это лишь прибавляет мне уверенности в одном-единственном.

Лукас нуждается во мне.

Лукас нуждается во мне, а я нуждаюсь в нем.

Лукас целует меня так крепко, что мне кажется – я могу взорваться. А я, целуя его в ответ, думаю, что это, может быть, не так уж и плохо. Может быть, иногда такими взрывами можно кое-что исправить.

Или все.

От поцелуя Лукаса моя спина прижимается к камню, а мое тело растворяется в теле Лукаса. В его руках я чувствую себя так, словно солнце одновременно и восходит, и закатывается, а потом волна тепла захлестывает меня, и я уже вообще ни о чем не могу думать.