Книга Потерять и найти - Брук Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карл хотел напечатать это, но кто-то схватил его за руки, пытаясь остановить кровь, а потому он прокричал рвущиеся наружу слова:
– Я РЯДОМ, ЕВИ. Я ВСЕГДА БУДУ РЯДОМ.
– У вас не хватает половинок у пальцев, – заметила Милли, когда они вышли из кафе.
Она взяла Карла за руку.
– Да, – ответил он, постукивая пальцами по ее ладошке. – Не хватает.
Рот его выпрямился в линию, как выпрямляется у взрослых, которые ну никак не хотят что-то рассказывать. Милли решила на время оставить вопросы и отложила их на полку «Спросить потом».
Держа Карла за руку, она погладила его пальцы-коротышки. Может, он так любил грызть ногти, что отгрыз себе и пальцы? Может, их ему откусило семейство мышат? Или он кого-то рассердил, и их отрубили? Мама однажды пригрозила Милли, что так и поступит, если она не перестанет стучать по тарелке во время «Танцев со звездами».
– Сейчас оторву, слышишь? – сказала мама, не поворачивая головы. – Не шути со мной.
Милли не шутила (даже не пыталась!) и уселась себе на руки, чтоб и они без ее ведома ни с кем не шутили.
Милли привела Карла к Трусищам для Огромных Тетенек, отпустила его руку и забралась под вешалки. Затем отодвинула трусищи на одну сторону и поглядела на старика.
– Что ты там делаешь, Просто Милли? – спросил он.
– Я же сказала, – открывая банку, вздохнула Милли.
Она вынула из рюкзака Похоронный пенал, достала свечи и спички и положила на пол. Потом посмотрела на них и спустя мгновение отдала Карлу.
– Зажжете?.. Пожалуйста.
Он огляделся.
– А стоит тут пожары устраивать?
– Да.
Карл на секунду задумался и кивнул. Милли схватилась за живот, глядя, как разгорается фитиль. Она сжала зубы и попыталась не думать о кануне Первого дня ожидания. То воспоминание она отложила в самую глубину своей головы, где всегда все забывается.
Милли отдала банку Карлу.
– Сюда, пожалуйста.
Карл осторожно опустил свечу на дно. Тогда Милли подвесила банку к стойке, и муха заболталась между трусищами.
– Вы должны что-то сказать, – пояснила Милли.
– Я? – ткнул в себя пальцем Карл.
– Да, вы, – подтвердила Милли и тоже ткнула в него пальцем. – Это вы сделали. Вы сделали Мертвое Создание. Вам его не жалко?
Голова Милли будто сорвалась с плеч и улетела совсем далеко. Вот ее папа давит паука ботинком. А ему этого паука не жалко?..
– Конечно, жалко, – ответил Карл, уперев руки в боки. – Конечно, жалко. Но это муха.
– Да, – кивнула Милли. – Это и вправду муха.
Карл посмотрел на нее сверху вниз. Милли посмотрела на него снизу вверх. Карл вздохнул.
– А что мне сказать?
– А что бы вы хотели услышать у себя на похоронах?
Карл уставился в пол.
– Вряд ли кто-нибудь захочет про меня говорить.
– Ну, – Милли скрестила руки на груди, – скажите хоть что-то.
– Откуда ты столько всего об этом знаешь? – спросил Карл.
– А как же вы столько всего не знаете? – ответила она.
Люди знают кучу всего о своем рождении, но совсем ничего не знают о смерти, и Милли это всегда удивляло.
В школьных книжках есть картинки с тетеньками, у которых прозрачные животы. Милли всегда хотелось подойти к настоящей беременной тетеньке, заглянуть к ней под майку и узнать, так оно или нет.
«Наверное, так, – думала она. – Сквозь такое окошко малыш заранее увидит мир, в котором будет жить, как будто поглядит на берег из стеклянного корабля. А то вот было бы страшно – рождаться и не знать, что тебя ждет!»
Милли видела и другие книжки – в них нарисованный дяденька так любит нарисованную тетеньку, что дарит ей рыбку, а эта рыбка забирается в тетеньку и откладывает в ней яйца. А потом эти яйца становятся малышами. Человеческими, конечно. Милли знала, что дети вылезают оттуда, откуда тетеньки писают, но картинок не видела. Поэтому, плавая в океане, она всегда следила за рыбками.
На.
Всякий.
Пожарный.
Взрослые хотят, чтобы она знала о рождении, поэтому и дают ей такие книжки. Но никто никогда не давал ей книг о Мертвых. В чем же дело?
* * *
– Ладно, – начал Карл. – Эту муху любили все, и никто не забудет… – Он прочистил горло. – Боже, храни великодушную нашу королеву… – запел он так тихо, что Милли едва различала слова.
– Громче, – велела она.
Он послушался.
– Да здравствует благородная наша королева! Боже, храни королеву…
Пока он пел, Милли глядела между трусищами на проходящие мимо ноги. Какие-то ускоряли шаг, какие-то, наоборот, замедляли. Одна пара туфель совсем остановилась.
– Дай ей побед, – распевал во все горло Карл, и ямочки у него на щеках снова ожили, – счастья и славы, и царствия долгого над нами! – Карл торжественно поднял руки вверх, печатая пальцами в воздухе. – Боже, спаси королеву! – Он поклонился.
Туфли, черные и неуклюжие, по-прежнему стояли неподалеку. Одна нога постукивала по полу. Милли прижала колени к груди.
– Вы закончили, сэр? – раздался женский голос.
Карл посмотрел в сторону туфель. Его глаза расширились.
– Да, спасибо, сэр. То есть леди! То есть мэ-эм.
Тут Карла схватили чьи-то руки и потащили по коридору, а тетенька произнесла:
– Пойдемте!
Карл сказал:
– Извините, сэр! То есть мэ-эм. Мэ-эм! Простите, пожалуйста, я не хотел вас так называть. Я вовсе не имел в виду, что вы мужеподобны!..
Милли прижалась к стойке.
– Вы очень женственная, – продолжал Карл, – честное слово!..
А потом он снова принялся рассыпаться в извинениях, и скоро голос его совсем стих.
– Что за шумиха? – спросила тетенька, которая стояла неподалеку.
«Шумиха», – беззвучно произнесла Милли, складывая все свои Похоронные принадлежности обратно в рюкзак. Она обняла его, свернулась клубочком, как делают малыши в животах у мам, и прижалась щекой к холодному металлу стойки. Вверху банка с мухой покачивалась от порывов воображаемого ветра, а огонек свечки рисовал и стирал в воздухе следы.
Милли провела по воздуху пальцами. Его как будто нет, но жить без него нельзя. Как же можно вот так не быть?
Через просвет в трусищах на Милли продолжал смотреть манекен, и она смотрела на него в ответ. Ей нравилось, что он всегда за ней присматривает, словно охраняет от тех злых неуклюжих туфель.