Книга Рубин из короны Витовта - Николай Дмитриев

* * *

Бывший таборит Франтишек Гайда лежал на своём возу и, глядя вверх, наблюдал, как высоко в небе шли чередой белые облачка. Неказистый воз всё время качало, колёса прыгали по выбоинам плохо наезженного просёлка, и от непрерывных толчков рана на левой руке Франтишека, которая только-только начала подживать, ныла всё сильнее.

Франтишек обессиленно прикрыл глаза. Потом попытался примоститься удобнее и, как только боль чуть отступила, перед его внутренним взором в который раз возникли события позавчерашней ночи. Тогда багровые отблески пламени огромного костра, разожжённого посреди поляны, высвечивали перепуганные лица пленных и радостно ухмыляющиеся рты товарищей Гайды. По лесу разносилось не слаженное пение, а скорее общий рёв торжествующих победителей.

И каждый раз, когда Франтишек прикрывал веки, на фоне этого дикого гармидера возникало лицо сивоусого главаря, который остервенело нападал, а бывший таборит Гайда отчаянно отбивался. И ещё счастье, что раньше Франтишек побывал в настоящих сечах и потому приобретённые навыки дали ему возможность уцелеть в поединке с таким опытным бойцом…

Сама стычка возникла из-за нежелания Франтишека отдать на общую потеху захваченную им Фатиму. И то же самое упрямство привело к тому, что Гайда был лишён полагавшейся ему части добычи, получил весьма неприятное ранение в левую руку, но зато отвоевал право покинуть табор на собственном возу да ещё и в сопровождении приглянувшейся одалиски.

Надо отметить, что Франтишек был отпрыском вконец обедневшей, но всё-таки шляхетной семьи и потому имел право считать себя рыцарем. Из-за этого таборитские стремления к ликвидации собственности на землю и отказ от королевской власти Франтишек воспринял отрицательно. Ещё хорошо, что Жижка прогнал этих одержимых, однако такое развитие событий заставило Гайду основательно задуматься.

Вообще-то сам Гайда был убеждён, что без короля никакого порядка быть не может, а потому взгляды тех самых таборитов, изгнанных Жижкой, напугали Франтишека. Конечно, можно было податься к чашникам, но сделать это Гайда не торопился. В меру того как он всё больше и больше влезал в боевые дела, где-то в глубине души у него возникало совсем другое настроение.

Понемногу Франтишек сообразил, что воевать всю жизнь не стоит, и больше того, он начал понимать: такая драка просто не для него. В конце концов, Гайда пришёл к мысли, что неплохо было бы осесть в каком-нибудь тихом местечке. Впрочем, поблизости такого не оказалось, и к тому же – мечтай не мечтай, – а на всё это нужны немалые деньги.

В итоге, после долгих колебаний и сомнений, Гайда покинул войско и с несколькими товарищами пристал к сивоусому, оказавшемуся главарём одной из многочисленных разбойничьих шаек, которые сновали по приграничью в поисках наживы. Впрочем, больших денег не нашлось и тут, а последние события подтолкнули Гайду принять иное решение.

Во-первых, он сразу сообразил, что нападение на, как оказалось, не совсем простого турка вылезет им боком и надо как можно быстрее удирать подальше. А во-вторых, неожиданная встреча с одалиской и вызванная ею стычка с сивоусым выбила Франтишека из колеи, и теперь, едва не потеряв голову в прямом понимании и, похоже, утратив в переносном, он безрезультатно сушил мозги, решая, как быть дальше.

И надо же, именно в этот момент заднее колесо влетело в очередную промоину, воз перекосило, и Франтишек, не удержавшись, перевалился на левый бок. Рана на руке мгновенно напомнила о себе резкой болью, отчего Гайда, не сдержавшись, застонал и выругался сквозь зубы.

Услыхав это, Фатима, которая в мужском платье правила за возницу, сразу остановила коней и обратилась к раненому:

– Что, боля?..

Вообще-то общаться им приходилось больше при помощи жестов, но в случае крайней необходимости они разговаривали на забавной мешанине сразу нескольких языков. Вот и сейчас Франтишек сначала кивнул, а уже потом добавил:

– Само собой…

Фатима перелезла с сиденья на середину воза и наклонилась к раненому. От резкого движения шапка, явно великоватая для девушки, свалилась с её головы, и роскошные волосы, перед этим наскоро собранные в узел, рассыпались по плечам. Спешно приводя их в порядок, Фатима подняла обе руки вверх, и Франтишек, который неотрывно следил за каждым её движением, залюбовался девушкой.

Тем временем она справилась с волосами и как можно плотнее натянула шапку. После чего вытащила из-под соломы, битком набитой в воз, свой узелок и достала оттуда какую-то склянку. Потом осторожно сняла с руки Франтишека повязку, заскорузлую от крови, и, тщательно обтерев рану, принялась натирать её бальзамом из склянки.

Внимательно следя за движениями Фатимы, Франтишек вдруг поймал себя на мысли, что, кроме этой девушки, сейчас позаботиться о нём некому. Почему-то припомнив и всё случившееся раньше, Гайда обрадовался, что теперь Фатима рядом, и неожиданно для себя самого спросил:

– А ты меня не бросишь?

– Фатима?.. Кинешь?.. – словно уточняя, что она хочет сказать, девушка сначала показала на себя, а потом положила ладонь на грудь Гайды.

– Так ты… Не бросишь? – Франтишек прикрыл руку девушки своею.

– Нет… Нет, кинешь, – отрицательно покачала головой Фатима и пояснила: – Твоя воевать. Нет покупать. Ты драться за меня…

– Так. И дальше буду драться, – подтвердил Франтишек и вздохнул. – Вот только не знаю, как мы с тобою дальше жить будем… У нас же нет ничего, ведь мы с тобой бедняки…

– Мы? – удивлённо переспросила девушка, и Франтишек почувствовал, как её рука, лежавшая у него на груди, заметно вздрогнула.

– Так, мы вместе… – повторил Гайда и добавил: – Ты ж сама сказала, что не уйдёшь от меня.

– Нет, нет, уходить, – заволновалась девушка и неожиданно твёрдо заявила: – Мы не есть бедни. Совсем нет.

– Как это? – искренне удивился Гайда.

Вместо ответа девушка освободила руку, сунула её куда-то под одежду и неожиданно протянула к Франтишеку ладонь, на которой играл яркими отблесками пурпурный камень.

– Вот… Ты рубить шабля… Он падать… Я брать…

Гайда мгновенно вспомнил алмазное перо с этим камнем, что украшали головной убор знатного турка, и осторожно взял драгоценность. И то ли под действием бальзама, то ли от нового, отчего-то возникшего необыкновенно приятного ощущения, но за то время, какое Франтишек молча смотрел на щедрый подарок, рана, до сих пор неотступно мучившая его, наконец-то перестала ныть…

* * *

В прошлом ушлый меняла, а теперь солидный негоциант Соломон Барух был в чудесном настроении. Дела его шли как никогда хорошо, а две последние сделки принесли такую прибыль, что сейчас уже можно было думать о расширении дела. К тому же суконная мануфактура давала постоянный доход, и хитрый еврей уже намеревался завести собственное представительство не где-нибудь, а прямо в Венеции.

Всё шло к тому, что Барух всё больше и больше приближался к осуществлению своей мечты, которую вынашивал ещё тогда, когда самолично торчал на улице с кошелем, туго набитым обменной монетой. Мечта была на удивление незатейлива – Барух очень хотел заиметь когда-нибудь ювелирную мастерскую, причём совсем не для того, чтобы самому трудиться там, так как собственноручно он не умел делать ничего.