Книга Человек и история. Книга вторая. «Шахтёрские университеты» и «хрущёвская оттепель» на Северном Урале - Владимир Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это же надо, какая огромная привилегия курить открыто, не стесняясь, не боясь никого, сам себе голова. Но так как Сюрик имел очень маловысокий рост, то одна женщина всё-таки сделала замечание, есть же такие дамы, которые любят совать свой нос в чужую жизнь. Причём она адресовала это замечание почему-то мне, хотя я и не курил. Примерно в таких выражениях: почему я как старший товарищ позволяю курить малолетнему ребёнку!
Уже начинало смеркаться, когда мы разместились на заранее выбранных кроватях. Все приехавшие поступать были по двое – по трое из одной деревни или села, поэтому они общались пока друг с другом. Один, из наиболее продвинутых ребят, решил включить свет.
Почти во всех деревнях электричества не было, поэтому никто не знал, как это сделать, то есть включить свет. А этот парень знал. Он подошёл к выключателю и щёлкнул им: света не было, так как лампочка не загорелась. Парень решил идти дальше и показать свою техническую эрудицию. Он забрался на кровать и, опираясь на спинку, дотянулся руками до лампочки, до цоколя, до провода, питающего лампочку. И тут случилось это самое: «вдруг!». Что-то в руках парня сверкнуло, и он, дёргаясь, повис, держась руками за провод, ногами опираясь о кровать, которая другой стороной соприкасалась вплотную с батареей центрального отопления, а это, как известно, является отличным заземлением.
Друг пытался помочь ему. Он обхватил товарища поперёк туловища и пытался оторвать его от провода. Хорошо, что по случайности он сам не дотронулся до кровати. На шум вбежал проходивший мимо студент и, щёлкнув выключателем, отключил напряжение. До глубокой ночи шла суета. Скорая помощь зафиксировала «летальный исход». Оставшимся в живых абитуриентам выдали матрасы.
Товарища погибшего абитуриента уговорили съездить за родителями, а на его всхлипывания ему объявили, что он будет зачислен на учёбу без дальнейших экзаменов.
Пока я утром, плохо выспавшись, шёл к учебному корпусу, под градом вопросов о несчастном случае, Сюрик, уже успевший накуриться, встретил меня очень «свежей новостью»: в списках допущенных на следующий экзамен мы не значимся и он уже взял документы и идёт за своим сундучком, чтобы ехать домой.
После вчерашнего происшествия, как-то нехорошо было на душе, и я с облегчением пошёл за своими документами. В учебном корпусе меня окликнул один из сдававших экзамены в нашей группе.
– Ты чего пришёл? Мы сдаём экзамен после обеда.
– Какого обеда? – возразил я. – Мы же не допущены на второй экзамен, нас же с Сюриком в списке нет.
– Да ты чего, Сюрика твоего нет, а ты в списке на первом месте. Иди, вон, посмотри сам. – И потащил меня к доске объявлений. Да, действительно, моя фамилия возглавляла список лиц, допущенных к следующему экзамену. Правда, список допущенных абитуриентов был раза в два короче списка на первый экзамен.
У нас с Сюриком была договорённость, прямо надо сказать, джентльменская: если один не поступает, то и второй отказывается от поступления.
Когда я затребовал свои бумаги, секретарша только спросила: это у вас вчера произошло?
И на мой кивок сказала сочувственно: понимаю… – И отдала мне мои документы.
Какие чувства обуревали меня, когда мы приехали на вокзал?
Да никакие, примерно такие же, когда приезжаешь на вокзал с базара, после продажи даров леса. Лишь запомнилась мелодия и слова песни, доносившейся из репродуктора: «Ты плыви, наша лодка, плыви…»
Садясь в вагон пригородного поезда, я мысленно пообещал: Я ещё вернусь сюда.
Дома в деревне я ещё некоторое время говорил по-городскому, даже не стесняясь своих недоброжелателей на этот счёт. У меня было предостаточно времени, чтобы переосмыслить эту первую свою попытку, повлиять на свою текущую жизнь.
Стали обозначаться доступные мне планы дальнейшей своей судьбы, а именно: поступить в какое-нибудь училище, какое – не имело абсолютно никакого значения, лишь бы там кормили, одевали и дали специальность, чтобы я, пользуясь ей, смог зарабатывать себе на кусок хлеба, а лучше, чтоб ещё и с маслом. Обеспечив таким способом себе средства к существованию, я смогу в дальнейшем подумать о продолжении образования.
Оставалось только выбрать направление моих поисков того желанного училища, в котором я бы смог сытым и одетым получить специальность.
Второй раз пытаться ехать в город мне не хотелось, да и не было там того, что мне нужно было. Я владел информацией от своих старших товарищей, которые уже прошли этот путь. Один из них рассказывал про шахтёрский городок, который располагался на Северном Урале. Он, с каким-то азартом, произносил названия шахт, посёлков, а то и речек, а для меня, проникновенно знакомого с путешествиями Пржевальского и других русских землепроходцев, подобные названия всегда были овеяны романтикой. Я нашёл на карте этот городок, определил, через какие малые и большие города был проложен туда железнодорожный путь, и понял, что это как раз то, что мне подходит.
Шурик, после нашей первой вылазки, далеко от меня не отходил и постоянно интересовался дальнейшей перспективой. Я уже даже привык к нашему тандему. Впрочем, это обычное явление в жизни, когда мелкий фактурой человек старается дружить с более габаритным другом, тем самым усиливая свою независимость и амбиции перед другими ребятами. К тому же Шурик был шустрее меня в ситуациях, где не требовалось необходимой рассудительности. Шурик без рассуждений согласился с моим маршрутом. Пришёл тот час, когда я и Шурик со своим сундучком отправились в дорогу – в дорогу для нас непомерно дальнюю, неизвестную и оттого необычайно привлекательную, особенно что касалось меня.
Какими Шурик располагал денежными средствами для этого путешествия, я не знал. Я никогда не интересовался чужими кошельками, точнее их содержимым. У меня же денег было только в один конец, как у японских камикадзе, которых отправили бомбить Пёрл-Харбор, заправив их самолёты горючим только до цели. Кстати, когда я отправлялся в дорогу, матери дома не было. Как позже выяснилось, она где-то пыталась раздобыть денег мне на дорогу.
В железнодорожной кассе мы проигнорировали мягкие, купейные, плацкартные вагоны, так как нас очаровал общий вагон своей доступной ценой. Так что у меня образовалась свободная от обязательных затрат мелочь. Шурик тоже остался очень доволен такой экономией средств, так как у него были финансовые обязательства перед табачной промышленностью. Да и о чём было беспокоиться: ведь едем на всё готовенькое, там нас накормят, оденут, предоставят удобное тёплое, чистое жильё. От этих благостных мыслей наши организмы источали флюиды восторга. В нашем купе, в которое мы ловко заселились, ехали довольно пожилые пассажиры, и тут мы поняли преимущества своего возраста. Третьи полки, под самым потолком купе, оказались не занятыми, и мы с Шуриком, подбадриваемые тяжёлыми на подъём пассажирами, забрались туда и удобно устроились там. В Москве мы с большой неохотой покидали это насиженное, а скорее налёжанное, уютное место.
В Москве, как оказалось, мы стали транзитными пассажирами и сразу же посредством метро, другого транспорта, переместились на нужный нам вокзал, где и закомпостировали свои билеты, теперь уж на очень дальнюю дорогу, аж на самый Северный Урал. За компостер, правда, пришлось доплатить немного денег. Так же экономно мы поели, даже что-то приобрели из пищи на дорогу. Что самое интересное, от необычности нашего дорожного состояния, голода не чувствовалось. Где-то что-то съели, ненадолго присели, и силы снова возвращались в организмы. Физическая мобилизация стимулировалась возбуждением.