Книга Монета желания - Денис Чекалов

— Ладно, топи, сколько считаешь нужным.

— Ой, — хрюкнул от радости Федот, — завтра же пойду, проверю запасы дров, заживем в новом доме.

Не то, чтобы ему не нравился их прежнее жилище, но почему-то пугала близость лугов, а особенно кладбище. Глядя, как радуется корочун, Клыков неожиданно обозлился. Но ему не хотелось портить настроение верного слуги.

— Иди, ищи себе место, где сегодня спать будешь, — приказал он Федоту. — Я пойду в покои Дормидонтовы. Не мешай мне. Завтра будем здесь все обустраивать.

Медленно Григорий стал подниматься по широкой лестнице в спальню бывшего хозяина. Открыл двери и тяжело уселся на мягкую пуховую кровать.

Сразу вспомнилось, как возродилась надежда на возвращение домой. И чем все закончилось.

Он лег прямо в сапогах на шелковые простыни и задремал.

Приснился ему странный сон. Будто бы входит в комнату старая монашка. Лицо изрезано морщинами, уголки губ опущены, глаза потухли. На нее упал луч света, и сквозь пергаментную кожу, в потухших старческих очах мелькнул образ красавицы, хозяйской дочки. Мелькнул и пропал. Ведьма как-то отвратительно улыбнулась, стала грозить ему иссохшим кулачком и что-то приговаривала.

Клыков никак не мог понять, что она говорит, но знал, — это очень важно. Подошел поближе к старушенции и прислушался. Но та продолжала бормотать неразборчивую глупость.

— Эй, старая, — в лютом раздражении закричал Григорий, — говори по-человечески, или я тебе башку снесу.

— Башку снесешь, — ничего не узнаешь, — глумливо ответила монашка.

Волна черной ярости накатила на купца, он схватил стоявшую на полке вазу и обрушил на голову старой карги. Та осела и рассыпалась на мелкие кусочки. Потом, как живые они стали складываться в некое слово.

Григорий проснулся в холодном поту. Он замер, чтобы вспомнить, слово, брошенное ночной гостьей. Одно единственное, короткое и простое в своей холодной неизбывной обреченности, — «никогда». Ему никогда не вернуться туда, откуда он пришел. И суждено на веки вечные, до гробовой доски, жить в ином времени, с другими людьми, по другим законам. Хотя, если быть уж очень точным, именно последнее обстоятельство, не очень волновало, — Клык никогда не отличался особой щепетильностью в плане соблюдения установленных людьми или богами законов.

Григорий спустил ноги с кровати, сбросил на пол пуховое одеяло. Подумав немного, туда же отправил две огромные мягкие подушки. Решил было выпустить из них пух, но раздумал. Удивило возникшее новое чувство. Впервые наступило успокоение на душе. Он понял и принял неизбежное. От того стало легче. Раньше он жил как-то временно. Надеясь, что страшный период в жизни счастливо закончится, все вернется на круги своя. Теперь же пришло осознание, отныне и во веки веков его жизнь — здесь. И ничего нельзя с этим поделать.

Утро было ясное, солнечное. С ночи ударил мороз, но теплые лучи встающего солнца уже начали свою работу. С крыш закапали сосульки, снег на дороге кое-где подтаял. Мальчишки бросались снежками, дородные хозяйки осторожно ступая на скользких местах потянулись на базарную площадь.

Клыков еще находился под впечатлением тяжелого сна, но сам в глубине души уже понимал всю обреченность положения. Иногда приходили мысли о бывшем подельнике Хорее. Никогда бы не подумал, чтобы из-за девчонки и нелепых, кем-то выдуманных правил он так глупо распорядился своей судьбой.

Солнечные лучи освещали спальню, по комнате разливалось приятное тепло.

«Небось Федотка уже все печи затопил, откуда это у него. Да и как рассудить, кто он теперь — человек или нечисть лесная, корочун».

С такими мыслями Клыков спустился вниз, прошел на кухню. Федот в душегрейке, теплых штанах и шерстяных носках натужно размышлял, подбросить ли толстую дровеняку в печь или обождать, пока догорит до середины крепкое полено.

— Слышьте, хозяин, — с видом заговорщика прошептал корочун, — я, как вы знаете, готовить умею. Но плохо, есть у меня на примете бабка Маланья, вот уж мастерица, так мастерица. Может, я сбегаю к ней, приглашу к нам в дом, пусть кухарничает.

— Давай, — усмехнулся купец, — только смотри, за всей этой кутерьмой про обязанности свои не забывай.

— Почто зря наезжаете, — повторил любимое слово купца корочун. — Уже в трактир сгонял спозаранку, все проверил. Куда, какой товар отправлять. Нет, вы только поглядите, на пол, красотища какая, нигде не дует, все по уму сделано.

— Гляди, одна нога здесь, вторая там. Если повариха окажется воровливой или болтливой, или готовить не сумеет, — ты в ответе будешь. Семь шкур спущу.

— Обижаешь, хозяин, — засуетился Федот, надел теплый зипун, шапку меховушку, валенки и отправился за поварихой.

На пороге остановился, заботливо притворил дверь, чтоб тепло зря на улицу не выпускать и принялся переминаться с ноги на ногу.

— Ну, что тебе еще нужно? — грубовато спросил купец.

— Я вот тут еще подумал, — Федотка что-то уж совсем голову опустил, глядишь, вот-вот заплачет. — Вы мне это сразу скажите, коли решите вернуть меня в трактир или назад в старый дом. Я ваш верный слуга. Только хотелось бы точно знать.

Корочун вскинул на хозяина голову и уставился преданными глазами, ожидая ответа.

— Куда я, туда и ты, — коротко бросил Григорий, отвернулся и пошел вверх по лестнице.

Он не хотел даже себе сознаться, что из всех живущих ныне рядом, Федотка полюбился ему больше всех других существ. Купец иногда сам удивлялся, вспоминая, какими неприятными, даже омерзительными и на вид и по своим повадкам могут быть корочуны.

Бабка Маланья и в самом деле не знала себе равных в готовке самых разных кушаний. Жила она в старом домишке. Топила печь, много ей и не нужно было. Дети сгинули в лихолетье, а старик давно помер.

Она очень удивилась, когда услышала чей-то стук в подслеповатое окошко.

— Хозяйка, открой, — раздался незнакомый голос, — выходи разговор у меня до тебя есть от важного господина моего, купца Клыкова.

Любопытная старушка высунулась на покосившееся крылечко и взглянула на раннего гостя.

Федотка старался выглядеть важно и солидно.

— Слыхал я, — с места в карьер начал корочун, — что вы Маланья Митрофановна, сейчас одна живете, стряпать перестали.

— А кому стряпать? Семьи нет, прежний хозяин помер. Одна я осталась на белом свете, жду, когда ко мне гостья с косой придет и заберет к себе.

Федотка не совсем понял, что это за гостья с косой, но коротеньким умишком смекнул, будто кто-то из господ уже перехватил у него повариху, пришлет девку с косой за вещами Маланьи Митрофановны и не видать ему пухлых оладий да румяных пирогов.

— Ты, Маланья Митрофановна, никому не доверяй, только хозяину моему верить можно. Да и кто ж его не знает, — в удивлении развел руками посланец купца. — Он не только харчи позволит есть, но в самом доме поселит. А уж там тепло, хорошо, чисто. Соглашайся.