Книга Бенедикт Камбербэтч. Биография - Джастин Льюис

Но, тем не менее, больше всего тянуло Камбербэтча именно к актерской работе. Если бы не неожиданный приступ нервозности, его дебют на большом экране мог бы состояться еще в подростковом возрасте. Когда бывший выпускник Хэрроу Эндрю Биркин подбирал актеров для экранизации «Цементного сада» Иэна Макьюэна, он в поисках новых талантов отправился в свою альма-матер. Трудная тема – подростковый инцест между братом и сестрой – вызвала у Камбербэтча определенный дискомфорт, особенно когда выяснилось, что ему придется раздеваться.

– Я пришел в ужас. В том возрасте я был очень стыдливым, я не хотел, чтобы кто-то увидел меня голым. Так что я не пошел на кастинг.

Шанс засветиться вместе с молодой Шарлоттой Генсбур (племянницей Эндрю Биркина) уплыл, но сам факт, что ему предложили попробоваться на роль, заставил Бенедикта Камбербэтча всерьез задуматься об актерском будущем.

– По-моему, именно тогда я неожиданно понял, что актерской работой можно заниматься не только во время учебного года, но и всю жизнь.

* * *

К третьему курсу в Хэрроу без Камбербэтча не обходилась ни одна постановка. Он был звездой и русских драм, и фарсов, и ревю. Юноша присоединился к Реттигеновскому обществу, названному в честь еще одного «Старого хэрровианца» – драматурга Теренса Реттигена, одного из титанов британского театра в 40‑х и 50‑х годах.

Несмотря на то, что они учились в Хэрроу с разницей в 65 лет, Камбербэтч отождествлял себя с Реттигеном. Они оба в детстве жили в Кенсингтоне, учились в Хэрроу на одном факультете («Парк») и проводили много времени за чтением в библиотеке имени Воэна.

Впервые увидев огромные ряды книг, Камбербэтч был поражен.

– Я подумал, что, наверное, мне всей жизни не хватит, даже чтобы прочитать первую полку – не говоря уже о первом зале и уж тем более обо всей чертовой библиотеке. Я всегда стремился к самосовершенствованию, к познанию окружающего мира.

Его отношение к самообучению никуда не делось и во взрослом возрасте: готовясь к роли, Камбербэтч очень тщательно изучал все, что с ней связано.

Реттигеновское общество регулярно устраивало поездки в Лондон на спектакли в Вест-Энде. В начале 1993 года Камбербэтча просто заворожила возрожденная постановка реттигеновского «Глубокого синего моря», где главную роль сыграла Пенелопа Уилтон, а режиссером выступил Карел Рейс. Он был изумлен гремучей смесью утонченности и сильнейших эмоций.

– Потрясающий момент. Я понял, что Реттиген невероятно глубок. Он остроумен, но когда маски слетают, удар получается сокрушительным.

В июне 1994 года Камбербэтч и сам принял участие в возрожденной постановке Реттигена. В школе Хэрроу он блестяще сыграл роль учителя классической литературы Артура Крокера-Харриса в «Версии Браунинга». Пьеса была написана в конце 40‑х годов; ее действие происходит в «частной школе на юге Англии» – как считали многие, в виду имелась именно Хэрроу. «Персонаж Крокера-Харриса переходит от железной твердости к эмоциональному коллапсу и обратно, – писали в выпуске The Harrovian от 18 июня, – и Камбербэтч очень умело проходит все этапы развития своего персонажа. Его нужно поздравить с этим выступлением, подготовке к которому он явно посвятил очень много времени». Через шестнадцать лет Камбербэтч произведет еще более сильное впечатление в реттигеновской пьесе, сыграв в «После танца».

Еще одна постановка, крепко связанная с будущей карьерой актера, случилась в 1994 году – «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Тома Стоппарда. Эта пьеса сделала Стоппарда знаменитым в 60‑х годах; в 2010‑м, когда драматург неожиданно вернулся на телевидение с экранизацией «Конца парада», он попросил взять на главную роль Кристофера Тидженса именно Камбербэтча. (Стоит также упомянуть, что в ноябре 2013 года Камбербэтч прочитал отрывок из «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» на вечере, посвященном празднованию пятидесятилетия Лондонского Национального театра.)

Иногда для школьных постановок в Хэрроу писали и оригинальный материал. Часто это были ревю, состоящие из коротких комедийных скетчей и песен. Иногда, впрочем, пробовали и более амбициозные форматы. Например, в ноябре 1992 года состоялась премьера совершенно нового мюзикла «Жизнь хороша!», сделанного по мотивам классического фильма Фрэнка Капры «Эта прекрасная жизнь». Камбербэтч, игравший Благословенную душу из рая, был одним из более ста актеров, занятых в постановке; зрительные залы все четыре дня были забиты до отказа.

Реакция на «Жизнь хороша!» оказалась такой бурной, что следующим летом мюзикл даже выставили на конкурс «Молодежный музыкальный фестиваль Южного берега». В финале, который проводился в Зале королевы Елизаветы в Лондоне 1 ноября 1993 года, его назвали «Лучшей оригинальной работой». Именно тогда Камбербэтч впервые принял участие в постановке, заработавшей награду за пределами школы.

Певческие способности Камбербэтча редко находили применение после школы, но, судя по отзывам того времени, он уже тогда очень неплохо пел. На свинговом концерте незадолго до Рождества 1994 года его исполнение песни Minnie the Moocher так понравилось зрителям, что Бенедикта даже вызвали на бис. За несколько недель до этого он неплохо выступил и в «Городе ангелов» Дэвида Кэлхуна, постановкой которого в школе Хэрроу отметили открытие нового театра «Райан». «Камбербэтч довел до идеала характер Стоуна, – писали в The Harrovian от 8 декабря. – Пропитой, прокуренный голос идеально соответствовал характеру детектива-волокиты». Кроме того, в рецензии отметили его умение перекрывать пением оркестр и даже кое-какие задатки танцора – впрочем, танцевальные навыки он практически не применяет. (Позже Камбербэтч вместе с родителями смотрел постановку этого мюзикла в Вест-Энде, а на момент написания книги стало известно, что он, скорее всего, поучаствует в съемках экранизации, которая называется «Потерянный город Z».)

И в главных, и во второстепенных ролях Камбербэтч проявил себя великолепным «ансамблевым» актером. Он играл не в вакууме, не изображал из себя большую звезду и работал вместе с коллегами-актерами. Но, с другой стороны, актерское ремесло уже изначально привлекло его не потому, что там можно «показать себя». Оба его родителя были актерами, так что он вполне реалистично представлял себе актерскую карьеру.

– Поскольку я видел их в рабочей обстановке, никакой особой таинственности для меня это не представляло. Я знал, что придется много ездить, что доходы не гарантированы, что может случиться с личной жизнью… я это все знал.

Родители вообще не слишком поддерживали актерские амбиции Бенедикта, несмотря на то, что они оба сделали себе имя на британских сценах и экранах.

– Они говорили мне: посмотри на нас, мы не можем контролировать свою жизнь, денег то много, то вообще нет.

Собственно, Бенедикта отправили в Хэрроу во многом именно для того, чтобы отбить у него желание стать актером. Вентхэм и Карлтон надеялись, что разностороннее образование поможет их сыну найти другую, более стабильную работу, чем их собственная. Но, похоже, их план не сработал.

Позже Камбербэтч вспоминал, что в последний год в Хэрроу (1994 – 95) не мог сосредоточиться на учебе. Он признался, что в восемнадцать лет предпочитал урокам «травку, девушек и музыку». Но, тем не менее, внеурочными занятиями он не пренебрегал. Юноша продолжал заниматься спортом, правда, от регби и крикета перешел к альпинизму, а также вошел в сборную школы по парапланеризму. Он по-прежнему фанатично относился к изобразительному искусству: «Моими холстами были стены заброшенных площадок для игры в сквош. Где еще можно так себя выразить?» А в феврале 1995 года его «большая скульптура ножниц из металла и ниток» помогла «Парку» выиграть межфакультетский художественный корпус.