Книга Русский след Коко Шанель - Игорь Оболенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В те годы она работала с одной и той же примерщицей, злой старухой в седых буклях и очках, по собачьи верной, но и способной наперекор хозяйке сделать по-своему.
С площадки за дверьми студии поодиночке вызывались девушки, на чьих спинах подгонялся раскрой.
Порою они томились на площадке по нескольку часов, полураздетые, в халатике или накрыв чем-нибудь плечи.
Войдя, девушка направлялась к табурету, на котором с ножницами в руке восседала Шанель.
— Bonjour, Mademoiselle.
— Bonjour, Jeanne.
В первый и последний раз взглянув в лицо девушки, все остальное время Шанель не сводила глаз с ее фигуры».
Самой Шанель льстило сотрудничество с обладателями дворянских титулов. Да и аристократическая внешность княгини Шарвашидзе была очень кстати. Недаром Шанель говорила: «Если в девушке есть хоть капля вульгарности — все, платье пропало».
Позировала Мери и знаменитым фотографам. Ее снимки работы Сесила Битона и Георгия Гойнинген-Гюне появлялись в модных парижских журналах. Один из самых известных фотопортретов грузинской княгини выполнил легендарный Ман Рэй.
* * *
Сын еврейских эмигрантов из Российской империи, Эммануэль Радницкий считается одним из лучших фотографов XX века. Он родился в Нью-Йорке в 1890 году. Сократив имя и фамилию, стал называть себя Ман Рэй. В 1921 году он переехал в Париж, где работал вместе с Хоаном Миро, Максом Эрнстом и Пабло Пикассо.
Героями его снимков становились самые культовые личности эпохи. Самой известной моделью фотографа считается Кики — муза художников Модильяни, Сутина, Пикассо.
Кики была знакома, пожалуй, со всеми живописцами с Монпарнаса. В знаменитом кафе «Ротонда» ее видели и приехавшие из Грузии Ладо Гудиашвили, Давид Какабадзе, Елена Ахвледиани.
В тоже время состоялось и знакомство Ман Рэя с княгиней Шарвашидзе. Фотограф не мог остаться равнодушным к очарованию Мери и попросил ее позировать.
Но, надо заметить, сама Мери никогда не рассказывала ни о сеансах у Ман Рэя, ни о работе у Шанель. Даже о знакомстве со знаменитой художницей Тамарой Лемпицкой Мери не вспоминала. Об этом стало известно лишь после того, как на выставке работ Лемпицкой в Риме был выставлен портрет Гигуши Эристави ее кисти.
Если в девушке есть хоть капля вульгарности — все, платье пропало.
Коко Шанель
В двадцатых годах прошлого века Европа благосклонно относилась к эмигрантам. Выходящий в Париже журнал «Иллюстрированная Россия» писал 22 января 1932 года: «И вот в этот город робкой поступью вошла русская эмигрантка: в свое время ее мать и бабушка одевались у Ворта и Пуаре, а эта юная русская женщина только что вырвалась из ада Революции и Гражданской войны! Еще недавно служила она сестрой милосердия на фронте у Деникина и в английских госпиталях в Константинополе. Она вошла в столицу женской элегантности и постучалась в двери роскошного maison de haute couture. И массивные двери перед ней открылись, и она покорила все сердца…».
Манекенщицам приходилось не только демонстрировать модели, но и рассказывать о них. Потому весьма кстати оказались русские и грузинские аристократки, которые свободно говорили на нескольких языках.
Великая княгиня Мария Павловна вспоминала: «Осенью 1921 года я познакомилась с мадемуазель Шанель, преуспевающей модисткой в послевоенном Париже, чья деловая хватка многое обещала. Деловые женщины были в Европе наперечет, их не принимали всерьез, но блестящие способности Шанель уже привлекли к ней общее внимание. Она не обучалась ни искусству модельера, ни портняжному делу, просто у нее была толковая, думающая голова. Родившись в провинции, происхождения самого скромного, она кем только не перебывала, даже «мальчиком» на конюшне. Наконец открыла в Париже маленькую мастерскую дамских шляп на средства умного друга, который сам был деловым человеком и хорошо направил ее.
Модисткой она стала в войну, причем случайно; она избрала это занятие не по призванию, а потому, что при ее ограниченных возможностях оно сулило ей больший успех. Начни она в других обстоятельствах и имей необходимую подготовку, она стала бы прекрасным организатором в любом выбранном деле.
Ко времени нашего знакомства она была немногим старше меня, но при взгляде на нее ни о возрасте, ни о внешности не приходилось задумываться. Запоминались твердая линия подбородка и решительная посадка головы. Вас буквально сминала ее будоражащая, заразительная энергия. До Шанель парижские дамские мастера составляли немногочисленную касту, ревниво оберегавшую свои права. Они шли на поводу у сравнительно небольшой группы привередливых модниц; потом, и очень не скоро, до неузнаваемости испорченные модели поступали к покупщикам. Тогда не было сезонных продаж и предложений на следующий год. Мода подстраивалась под прелестную графиню такую-то или княгиню сякую-то, которым этот наряд был к лицу. В ущерб делу торжествовал индивидуальный подход. Шанель первой пошла навстречу публике, делая всем одинаковое, первой, помня про кошелек, сделала моду демократичной. После войны людям хотелось простого, безыскусного; Шанель воплотила это в одежде, и это был правильный шаг. Она олицетворила свое время, и пусть она презирала расхожий вкус, она ревностно служила ему.
В нужное время жизнь свела меня с этой необыкновенной женщиной. Познакомившись с ней, я надеялась, что она поможет мне полезными советами, и мы прикидывали так и сяк и обсуждали, что мне подойдет, и ни к чему не приходили. Все решилось случайно, совершенно неожиданным образом.
Меня увлекала сама личность Шанель, ее кипучая энергия и живое воображение; я часто бывала в ее рабочей мастерской на третьем этаже дома по улице Камбон, где размещалось и все ее предприятие. Тогда она была в расцвете творческих сил. Каждый день ей приходила свежая, оригинальная идея, которая тут же запускалась в дело, и шли нарасхват как первые, дорогие образцы, так и более доступные повторения. Известность Шанель в значительной степени основывалась на том, что ее модели были просты в производстве; буквально за порогом ее мастерской начиналось их производство…»
* * *
Приехавшие в Париж дворянки сумели не только найти себя на подиуме, но и создать свои собственные Дома моды.
Так, великая княгиня стала хозяйкой дома «Китмир». С подкупающей искренностью она признается, что, оказавшись в Париже в начале двадцатых, постоянно думала о том, как получить какую-нибудь выгодную работу. Надо отдать должное трезвому взгляду на жизнь кузины последнего российского императора и бывшей невестки шведского короля — не каждый был готов признаться самому себе, что «с безалаберной жизнью надо кончать». Тогда-то и состоялся судьбоносный разговор великой княгини с Габриэль Шанель. Так получилось, что великая княгиня зашла к приятельнице аккурат в тот момент, когда Шанель спорила с поставлявшей ей вышивки мадам Батай. Та требовала за свою работу 600 франков, а Шанель платить такие деньги отказывалась. И тогда Мария Павловна поняла, что это ее шанс и, неожиданно для себя, предложила собственные услуги… на сто пятьдесят франков дешевле.
