Книга Вся палитра нежности - Светлана Демидова

– Хорошо, я согласна изображать с тобой… – девушка споткнулась на сакраментальном слове, – любовь… Но только на людях…

– Само собой, – тут же согласился Колька и даже улыбнулся Галочке. Красиво так… и не зло… – В общем, слушай сюда: завтра с утра я захожу за тобой, и мы идем в школу… в общем… за ручку… Договорились?

– Может быть, не надо сразу уж так… за ручку? – робко спросила Галочка. – Все же сразу поймут, что мы нарочно…

Колька в задумчивости куснул яркую губу и сказал:

– Да… пожалуй, ты права… Будем изображать постепенное развитие наших отношений. Так оно правдоподобнее! – Якушев улыбнулся девушке еще живописнее, слегка пристукнул ее по плечу, как своего парня, и, уже спускаясь вниз по лестнице, крикнул ей: – А ты ничего! Соображаешь!

Надо ли говорить, что в этот день Галя Харина с трудом приготовила уроки, постоянно отвлекаясь и мысленно переносясь обратно в подъезд собственного дома, где они заключили с Колькой Якушевым сомнительный договор. Ночь опять выдалась неспокойной. Уже второй раз за весьма непродолжительный промежуток времени она металась по смятой постели, мечтая, как деловое соглашение в конце концов перерастет в настоящую большую любовь на всю жизнь. Часам к четырем в ее разгоряченном мозгу уже даже замаячили внуки, которых они с Якушевым, состарившись, обязательно будут брать к себе на выходные. О Сашке Вербицком Галя Харина не вспомнила ни разу.

Утром следующего дня Якушев опять поджидал Галочку на подоконнике. У девушки быстро-быстро заколотилось сердце и сделалось сухо и шершаво во рту. Колькино сердце, видимо, стучало в самом обычном режиме, и водный баланс молодого могучего организма ничуть не нарушился, а потому он легко спрыгнул на пол и, приветственно махнув Галочке рукой, побежал вниз, перескакивая сразу через три ступеньки. Тяжелую дверь подъезда девушке пришлось открывать самой, потому что мысль о помощи у одноклассника не возникла. Рыбья кость в чужом горле – на то и рыбья кость, чтобы не думать о ней больше насущно необходимого.

– Ближе! – прошипел Якушев, когда трепещущая Галочка пошла рядом с ним по центральной улице, ведущей прямиком в школу № 1 имени Владимира Ильича Ленина. – Ближе, говорю, ко мне подойди! А то можно подумать, будто каждый из нас идет сам по себе!

Галочка нехотя повиновалась. У нее от волнения все еще сохли губы. Она их поминутно облизывала, но они снова пересыхали.

Когда из-за угла соседнего дома показались одноклассницы Кольки и Галочки, Якушев вдруг очень театрально расхохотался и продекламировал на все улицу:

– Смешную я тебе историю рассказал, да?!!

Девушка вздрогнула, с трудом изогнула губы в некоем подобии улыбки и пролепетала:

– Да…

Она не смотрела на одноклассниц, но всем существом чувствовала их взгляды на своей спине. А Колька вдруг склонился к Галочке близко-близко и шепнул в ухо:

– В общем, так. Я сейчас буду молоть всякую ерунду, а ты, уж будь любезна, хохочи во все горло.

– Я… я не умею во все… – выдохнула она.

– Тогда как можешь! Ясно?!

Галочка кивнула, и Якушев принялся травить анекдоты, старые и несмешные, из чего девушка сделала вывод, что он все-таки тоже здорово волнуется, хотя и старается не показывать вида. Его дурацким шуткам она деревянно подхихикивала, как на новогоднем празднике в пятом классе, когда должна была по сценарию изображать смешного разбитного поросенка. После того Нового года Галочке больше не давали роли со словами. Ей разрешали участвовать только в танцах безмолвных снежинок. Теперь вот досталась роль хихикающей рыбной кости. Какой-никакой, а все же прогресс.

В школьном гардеробе Колька неожиданно помог ей снять пальто и даже собственноручно повесил его на вешалку. Свой черный бушлат, который подарил ему старший брат, вернувшийся со службы на Черноморском флоте, Якушев взгромоздил не где-нибудь, а поверх Галочкиного пальто. Казалось, будто бушлат и пальто висят обнявшись.

– В общем, ты без меня сегодня домой не уходи! – Колька объявил это Галочке так громко, чтобы было слышно не только в гардеробе, но и в просторном вестибюле школы.

Именно в этот момент в гардероб вошла Люся Скобцева, держа перед своей пышной грудью новое клетчатое пальто. Якушев вынужден был добавить, глядя Хариной в глаза:

– После уроков сразу идем в парк, как договорились! Хорошо?

Галочка уже ничего не хотела: ни в парк, ни в класс. Она с большим удовольствием испарилась бы сейчас из школьного гардероба серой дымной струйкой, но вспомнила не только данное Якушеву слово, а еще и Сашку Вербицкого, который, возможно, теперь будет считать, что имеет на нее, Галочку, какие-то особенные права.

– Хорошо, – довольно тихо пробормотала она, но, увидев в проходе между вешалок Вербицкого, добавила уже уверенно, как народная артистка Советского Союза:

– Конечно, Коля! Ты же обещал покатать меня на колесе обозрения!

Стоит отметить, что Григорьевск славился своим горсадом культуры и отдыха. Он занимал приличную площадь, был оформлен клумбами, беседками и гипсовыми статуями строителей социалистического общества. Городок аттракционов имел несколько видов качелей, каруселей, комнату смеха и самое настоящее огромное колесо обозрения. С верхней точки, на которую поднимались его качающиеся кабинки, было видно весь Григорьевск и даже соседнюю деревушку Началовку. Пригласить девушку в отдельную кабинку колеса обозрения было равносильно объяснению в любви.

Колька Якушев аж поперхнулся, когда Галочка во всеуслышание объявила о колесе. Относительно Хари его планы так далеко не простирались. Он всего лишь хотел слегка проучить Скобцеву, но лицо Люси так выразительно побагровело, что Якушев мысленно даже поблагодарил Гальку за сообразительность и, проходя мимо Скобцевой, очень задушевно сказал:

– Конечно, покатаемся, Галя! В общем, буду ждать тебя в гардеробе, а сейчас мне надо срочно сгонять в кабинет химии!

В кабинете химии Кольке делать было абсолютно нечего, но он находился на четвертом этаже школы, а потому добираться до него долго, и можно будет появиться в собственном классе только со звонком. Таким образом, ему, Николаю Якушеву, не надо оказывать Харе знаки внимания хотя бы до начала уроков.

Колька мгновенно испарился из гардероба, а Галочке пришлось идти мимо Люськи, которая так и стояла, привалившись к загородке и прижимая к себе модное дорогое пальто. Харина уже почти миновала застывшую Скобцеву, когда та вдруг ожила, пребольно ухватила одноклассницу за локоть, резко дернула к себе и спросила, сузив почти черные глаза, красиво обрамленные длинными и загибающимися вверх ресницами:

– И как это понимать?

– Что именно? – спросила дрожащим голоском Галочка.

– Что у тебя с Якушевым?! – выдала очередной вопрос Люська.

– Так… вот решили прогуляться в парке…

– Прогуляться, значит…

Глаза Скобцевой горели такой ненавистью, что Галочка даже испугалась. Не слишком ли они с Колькой зарвались? Ей уже хотелось сказать, что все это ерунда, которая ничего не значит, но она вдруг увидела прямо перед собой Вербицкого, глаза которого тоже горели неслабо, и выпалила сразу и Люське и Сашке: