Книга Проводник - Наталья Берзина

— У меня нет. Мама жалуется: торговля совсем слабая, хозяин сам не знает, то ли продолжать торговать, то ли закрыться на время. Да и отец болен. На лекарства уйма денег уйдет. Откуда взять, сами не знаем.

— Ты что, меня же ищут, а ты про лекарства! Занять можешь?

— Я не думала. А сколько тебе нужно? — Янка растерянно оглянулась по сторонам.

— Много. Баксов сто.

— Что ты, Вовчик, откуда столько! — ужаснулась девушка. — Я если смогу занять, то десятку-другую.

— Ими только подтереться. А впрочем, достань сколько сможешь, — согласился он. — Знаешь, Янка, давай со мной! Вместе веселей!

— Какое тут веселье — от милиции бегать! — настороженно нахмурилась она. — Может, тебе лучше самому сдаться? Говорят, так можно срок скостить.

— Ага, скостят тебе! Навешают — мало не покажется! Хилять надо по-скорому! Пока не нашли! Бежим со мной, Янка! Или ты меня уже не любишь?

— Люблю, Вовчик, жить без тебя не могу, но как же родители, что подумают? Ведь я не смогу с ними связаться, сообщить, где мы!

— Думать некогда, едем! — стал настаивать Вовчик. — Что ты видела в жизни? Школу да эту долбаную швейную машинку? Мир посмотришь! Не вечно же мы будем прятаться! Отсидимся, а по осени рванем к морю! Ты же в море никогда не купалась! Говорят, там классно! Твоя мамка когда должна заявиться?

— Часам к четырем. А что?

— А то, что в четыре нас здесь уже не должно быть!

— Вовчик, миленький, как же так? Страшно ведь! Как мы будем жить?

— Весело! Собирай манатки — и валим.

— А деньги? На дорогу нам деньги нужны!

— Забирай, что есть!

— У мамы? Но как же она здесь? Ведь отцу нужны лекарства!

— Она найдет, займет где-нибудь.

Янка принесла из комнаты матери тонкий конвертик. Вовчик выхватил его из рук подружки. Быстро пересчитал купюры.

— Негусто, но ничего. На первое время хватит. Ты шмотки бери самые необходимые, остальное добудем.

Через час Вовчик с Янкой уже сидели в кабине грузовика, который уносил их на юг.

…Тарас никуда не спешил. Поглядывал на облака и ладил старую, в дырах, сеть. После катастрофы он, как и все, попал под выселение. Почти год прожили в общежитии, оборудованном в бывшей школе. Существование оказалось невыносимым. Хотели поехать к детям. Но ни у сына, ни у дочери жить было негде. Дочка с мужем и малолетней Верочкой ютились в заводском общежитии. А у сына хоть и была двухкомнатная квартира, зато и детей было двое. В общем, они с женой решили наплевать на запреты и вернуться домой. Оказалось, что сделать это совсем не просто. Дважды их заворачивали патрули, в родное село удалось пройти лишь с третьего раза, ночью. Добрались, а на рассвете ужаснулись: половина домов была разрушена, а те, что остались целыми, зияли черными дырами окон и выбитых дверей. Их родной дом оказался разграблен дочиста. Только ветер гулял по заваленным непригодным тряпьем и осколками битой посуды комнатам.

…Тарас оставил рыдающую жену на опустевшем подворье и отправился в лесничество, в котором работал до катастрофы. Лес неуловимо изменился. Дорога поросла травой. По ней, очевидно, не ездили с того самого, перевернувшего их жизнь дня. Местами на колеях стал пробиваться кустарник. Странно, но поросль выглядела так, словно ей было не меньше пяти лет…

Через час Тарас увидел здание лесничества. Дом был по-прежнему крепок, с целыми стеклами и с виду не тронут мародерами. Хозяйственные постройки уцелели. Площадка перед домом поросла высокой травой. Тарас собрался подойти поближе, но его внимание привлек странно знакомый звук: где-то недалеко проблеяла овца. Осторожно, шагом опытного охотника, он обошел поляну, на которой раскинулись и здание лесничества, и бревенчатые сараи, и обнаружил источник звука. Возле хлева паслось с десяток овец и не меньше дюжины ягнят. Могучий баран застыл на пригорке и прислушивался к доносящимся из леса звукам. Ни малейших признаков присутствия человека Тарас не заметил. Каким чудом здесь оказалась эта маленькая отара во главе со старым бараном, оставалось загадкой. Тарас решил, что гадать будет потом, обогнул по широкой дуге хлев, подошел к зданию лесничества. Красный от ржавчины замок на дверях красноречиво свидетельствовал о том, что за весь прошедший год люди тут не появлялись.

Тарас потрогал замок, уже не раздумывая, подергал окно справа. Рассохшаяся рама задрожала и понемногу начала открываться. В образовавшуюся щель удалось просунуть веточку. Крючок откинулся в сторону, из распахнувшегося окна пахнуло запустением. Он легко перемахнул через подоконник, оглядел пустынную комнату. Стулья, покрытые толстым слоем пыли, в рядок у стены. Следы мышей на грязном полу. Чей-то старый бушлат на крюке у двери. Никого. Прошел по скрипучим грязным половицам, подергал дверь… Заперта. Отыскал за притолокой запасной ключ, отпер замок, вошел, уныло посмотрел на заваленный бумагами стол, бесполезный телефонный аппарат. Распахнул дверь в свой кабинет. Все как и год назад. Только тоскливый запах тлена да пушистый слой пыли говорили о пролетевшем времени.

Обследовав все комнаты, он пришел в себя и даже нашел повод для радости: на кухне сохранилась посуда, а в огромной кладовой — весьма солидный запас соли, слежавшейся в камень… А вот до сахара добрались мыши… Расстроился он только у двери оружейной комнаты: за толстой, обитой железом дверью было несколько ружей, патроны и запас пороха, но ключи от замка хранились в сейфе, и добыть их не было ни малейшей возможности. В комнате отдыха нашлись постельные принадлежности. Хоть и заплесневелые, но это не беда. Жить можно. В поруганном, обезлюдевшем селе росла картошка, в лесу было полно дичи, а в реке — рыбы. Так что дела обстояли не так уж и плохо…

Тарас забрал ключи, закрыл окно и, вооружившись остро отточенным топором, вернулся к жене. За время его отсутствия Мария успокоилась, собрала в разграбленных домах пригодную утварь и теперь ожидала мужа, сидя на крыльце их бывшего дома. Непривычно тихо было в селе. Не кудахтали куры, не мычали коровы, бабы не судачили у колодца. Даже собак не было слышно. Только сиротливо поскрипывали раскачиваемые ветром двери, да время от времени гулко гремел лист железа на развороченной крыше.

— Вот такая у нас с тобой будет жизнь, Маша, — вздохнул Тарас, присаживаясь рядом. — Не жалеешь, что вернулись?

— Нет, Тарас, только горько, что все прахом пошло. Мы свое уже пожили, нам с тобой бояться нечего. Если сразу не померли, будем доживать на родине.

— Оно-то так, — согласился он, — да только начинать жизнь придется с нуля, как первым людям.

— Ну и что? Глядишь, не мы одни, может, кто еще подтянется. Возродим село. А там и наладим жизнь…

— Видно будет. Давай мы с тобой пока в лесничество переберемся. Я там был, там все цело, жить можно.

— А тут как же? А барахло куда?

— Что-то сейчас унесем, остальное после. Мы здесь одни.