Книга Все на мою голову - Наталья Никольская

«Может быть, они захмелеют? — подумала я. — И мне удастся справиться с ними?»

Тут захныкала, проснувшись, Лизонька. Я прошла к ней и взяла на руки. Прижимая к себе теплое, нежное тельце ребенка, я снова заплакала. От наших всхлипов проснулся Артур, и я сразу вытерла слезы. При сыне я стараюсь не позволять себе плакать. Артур был очень похож на своего отца — моего бывшего мужа Кирилла: такой же черненький, темнобровый, с умными серьезными глазками. И характер имел отцовский. Кирилл был упрям, горд, своенравен и тверд. И эти же черты я замечала в сыне. При Кирилле я всегда остерегалась плакать или жаловаться. Он этого просто не понимал. И почти никогда меня не жалел. Полина при этом всегда говорила: «И правильно. А чего тебя жалеть? Жалость только унижает!» В принципе, верно. Но кто бы знал, как мне порой хотелось, чтобы меня пожалели и приласкали! А Лизонька была вся в меня — мягкая, ласковая и немного распущенная. В том смысле, что не очень собранная. Она тоже любила поваляться в постели подольше и понежиться на солнышке.

Одним словом, при Кирилле я всегда подтягивалась и брала себя в руки. И невольно стала так же вести себя с сыном. Поэтому я посмотрела на детей и бодрым голосом скомандовала:

— А теперь вылезаем, умываемся и делаем зарядку. Живо!

Черт возьми, вот же вылетело словечко! Это же надо! Неужели я стала заражаться от Мутного? Только этого мне не хватало!

Детишки, чувствующие, что обстановка в доме, мягко говоря, не совсем обычная, молча вылезли из кроваток и побежали умываться. Зарядку делать я уж не стала их заставлять.

Троица позавтракала, прикончив бутылку, и я усадила за стол детей. Они ели молча, не капризничали.

— Мама, можно во двор? — спросила Лиза, отставив тарелку.

Артур покосился на сидящих на крыльце бандитов. Он понимал, у кого следует просить разрешения.

— Пусть погуляют, — прохрипел Мутный. — Только за калитку — ни шагу! Ясно?

— Ясно… — прошептала я за детей.

Артур с Лизой взялись за руки и побежали во двор. Мутный, быстро захмелевший, теперь сидел нахохлившись. Ему даже языком ворочать было лень. Скворец посмотрел на них с Рябым и сказал:

— Ложитесь теперь, покемарьте. Я выспался, послежу.

Мутный заворчал что-то, потом встал и, пошатываясь, пошел в комнату.

— Рябой, иди сюда! — послышался его голос.

Рябой встал и тоже пошел в комнату. Я собрала со стола грязную посуду и спустилась с крыльца к умывальнику.

«Фэйри» пенилось, разведенное в тазике с водой, я мыла посуду и споласкивала ее под умывальником. Скворец сидел на крыльце, курил и поглядывал на меня. Я делала вид, что не замечаю его взглядов.

Когда я проходила мимо него в дом, он вдруг легонько ухватил меня за локоть. Я дернулась и посмотрела на него вопросительно.

— Сядь, посиди, — потянув меня вниз, попросил он миролюбиво.

Я поставила тарелки на крыльцо и села рядом. Теперь можно было рассмотреть Скворца. Не старый еще мужчина, лет сорока, долговязый, с вытянутым лицом. Светло-русые волосы коротко пострижены. Весь он был какой-то юркий и вертлявый. В серых глазах горел хитроватый огонек. Чувствовалось, что этот парень себе на уме.

Я сидела и разглаживала юбку на коленях.

— Расскажи о себе, — попросил вдруг Скворец.

— Да что рассказать-то? — недоуменно посмотрела я на него.

— Ну, давно у вас здесь дача?

— Да, уже лет десять… — задумчиво ответила я.

— Правда, что ли, вчера только приехали?

— Правда…

— А тут ты знаешь кого-нибудь?

— Да, конечно, знаю. У нас много здесь знакомых.

— А кто?

— Ну что значит — кто? Многие. Вот соседка справа, тетя Катя, очень хорошая женщина. Она, по-моему, еще не приехала. Потом Галина, через два дома отсюда живет, — я показала рукой на Галькин дом. — Еще тетя Маруся, местная жительница. Она молоко приносит. Петрович, сторож. Старенький уже дедушка. Он всем помогает здесь понемножку: кому починит чего, кому огород вскопать поможет. Гальке часто помогает, она женщина одинокая… — я рассказывала эти ничего не значащие вещи потому, что надеялась усыпить бдительность Скворца. Может, мне удастся запудрить ему мозги, пока те двое спят? Тогда я смогу их победить…

Но Скворец слушал-слушал, а сам явно думал о своем. Он поглядывал на Галькин дом и задумчиво шевелил губами.

— Ладно, — поднялась я, собирая тарелки. — Пойду посуду отнесу.

Я поставила чистую посуду в шкаф и хотела смыться во двор, чтобы побыть с детьми. Но почувствовала сзади горячее дыхание в затылок. Я быстро повернулась. Скворец стоял сзади и, прерывисто дыша, расстегивал на мне платье. Рука его обвила мою талию, затем скользнула к груди…

— Ты… что? — охрипшим от испуга голосом спросила я его. — Ты с ума сошел!

— Ну ладно тебе, ладно, — шептал он мне в затылок, гладя мои бока, — иди сюда!

— Пусти! — Я рванулась в сторону, стараясь говорить тише. Целый поток мыслей вихрем промчался в моей голове: не шуметь, а то вдруг проснутся остальные, и я буду вынуждена пойти на контакт не то что с одним Скворцом, а с ними со всеми… Да я же после этого жить не смогу!

— Да пусти же ты! — в отчаянии все же выкрикнула я, изо всех сил пытаясь вырваться.

Скворец крепко держал меня в руках, я вертелась и извивалась.

Повернувшись к столу, я дотянулась до стоявшей на нем пустой бутылки из-под водки, оставленной бандитами и с гулким стуком опустила ее на голову Скворца. Он упал, не издав ни звука.

Я перепугалась, но тут же как-то и успокоилась. Теперь действовать! Надо же, как обостряются в опасных ситуациях все чувства! Я вся прямо подобралась и была готова до конца защищать своих детей.

Я надеялась, что Скворец не очухается слишком быстро. В том, что он жив, я не сомневалась: у меня просто сил не хватило бы ударить его до смерти.

Я заметалась по кухне, соображая, как лучше действовать. Так, скорее хватать детей — слава богу, они на улице — и бежать отсюда! Все равно куда, лишь бы отсюда вырваться, к людям скорее!

Я выскочила на крыльцо и уже хотела кинуться к Артуру и Лизе, игравшим в песочнице в дальнем уголке сада, как вдруг сзади меня ухватила за руку чья-то крепкая рука. Цепенея от страха, я обернулась. За моей спиной стоял Рябой.

Он молча смотрел на меня грустными глазами. Я также молча взирала на него. Так мы простояли минуты две.

— Не надо, дочка, — тихо произнес он. — Не делай глупостей. Я же говорил тебе, что мы скоро уйдем. Потерпи.

Я тихонько выдернула руку и без сил опустилась на стул. Слез уже не было: я выплеснула их все за вчерашний день. Вернее, ночь.

Рябой сел на соседний стул и закурил сигарету. Скворец продолжал лежать на полу не шевелясь.