Книга Фотография с обложки - Елена Миронова

Она с вожделением берет в руки столовые приборы. Но не успевает донести содержимое ко рту, как появляется официант с «Космополитеном». Ставит бокал перед Ольгой и уходит. Но вдруг, не сделав и шага, цепляется ногой за стул Ольги, падает, неуклюже толкает ее. От удара она открывает глаза, но губы, еще не успев отреагировать, машинально шепчут: «Ничего, ничего страшного».

Ольга пришла в себя. Никакого официанта рядом, никакого коктейля! Да и откуда взяться «Космополитену» в метро?

Рядом с ней стоит грузная тетка с грязной сумкой. Ольга видит грязное пятно на своем плаще. Видимо, тетка толкнула ее сумкой, и плащ испачкался. Получается, что она сказала «ничего страшного» не официанту, а этой вот тетеньке!

— Конечно, ничего страшного! — вдруг завопила женщина. — Расселась тут как королева! Закрыла глаза, как только увидела, что я вошла! Что за люди — нет, чтобы место старшим уступить, так они еще делают вид, будто спят! От чего ты умаялась, бедная? Попаши с мое на хлебозаводе с утра до ночи. Руки болят, ноги гудят, глаза слипаются! А тут еще и в метро некуда приткнуться, никто ведь места не уступит!

Ольга растерянно слушала гневную тираду. Вокруг нее сидели такие же молодые люди, как и она сама. По их каменным лицам можно было догадаться, что никто не собирается уступать место скандальной тетке с хлебозавода. Так чего же она прицепилась именно к Ольге? Нашла в ней слабину — длинный нос? Поняла, что именно эта девушка не будет возражать? Или тетка — вампирша и легко определила жертву, понимая, что Светлова промолчит, ведь куда проще уступить место, чем ввязаться в отвратительный скандал?

Ольга вздохнула и поднялась с места. Двери распахнулись, она выскочила в них, хотя еще не доехала до своей станции. Ничего, все равно ей некуда торопиться.

Ей предстояла обычная дорога домой. В обычную московскую квартиру, в которой, кроме нее, еще живут мама и бабушка. Три хозяйки на одной кухне — слишком много, непозволительно много. Ольга предпочитала обходиться скорым ужином и скрываться от женского коллектива в своей комнате. Под осуждающими взглядами бабушки она наскоро глотала, обжигаясь, картофельное пюре с котлетой. Под откровенно жалеющим взглядом матери мыла руки и неслась к себе. Только в своей комнате Ольга могла перевести дух и расслабиться, не ожидая провокационных вопросов насчет замужества. Она знала, что мать с бабулей, сидя на кухне, будут с упоением обсуждать любимую тему — почему у их дочери и внучки нет кавалера, по-нынешнему бойфренда, который дарил бы ей цветы, водил на концерты, в Большой театр и рестораны? Или хотя бы любовника. Который ничего бы не дарил и никуда не водил, зато сделал бы ее, наконец, женщиной! Не в плане банального лишения девственности, а в более глобальном смысле. И даже, может быть, женился! Да и вообще, разве нормально, что у девушки нет парня? Ведь не какая-нибудь она уродина, не корявая, не кривая, не калека… Ну подумаешь, не красавица, так ведь не всем же быть красавицами. И потом, даже поговорка существует: «Не родись красивой, а родись счастливой». У Ольги же, по молчаливому определению матери и бабушки, не было ни того ни другого.

— Хотя бы на работу приличную устроилась, — недавно в сердцах сказала мать, — вышла бы удачно замуж, как Катя Пушкарева. Так нет же, предпочитаешь за копейки вкалывать в своем агентстве среди писаных красавиц, лучше шла бы в мужской коллектив! Глядишь, кто-нибудь и позарился бы? Ведь, когда люди работают вместе, внешности друг друга они уже не замечают…

Разговоры про замужество начались через год после окончания школы. Бабушка по старинке считала; что «девки должны выходить замуж до восемнадцати лет». В крайнем случае, в девятнадцать. Ну а если тебе уже за двадцать, пусть даже слегка, ты перестарок. И не должна воротить нос от любого мало-мальски приличного мужчины, считая каждого, кто сделает предложение, своей судьбой.

Бабушка, в юности эмигрировавшая в Россию из Польши, смело заявляла, что всех хороших парней расхватывают еще до того, как они отращивают усы. И откровенно сожалела, что в школьных программах нет дополнительных уроков, обучающих девушек выбирать себе женихов сызмальства.

Мать, конечно, придерживалась не столь радикальных взглядов, но с удовольствием выдала бы дочь замуж. Чтобы освободить себе отдельную комнату. В двушке жили три женщины, и целая комната, хоть и крохотная, была только у Ольги. Бабушка и мама «ютились» в большой гостиной. Мама иногда заламывала руки, обзывала дочь неблагодарной и утверждала, что из-за ее эгоизма она не может устроить собственную судьбу. Ольга знала, что у матери есть какой-то ухажер, она его даже видела пару раз: лысый, тощенький очкарик. У него тоже была проблема: он жил со своей бывшей женой, своими детьми, новым мужем бывшей жены и ее детьми — близняшками от нового брака.

— Если бы ты вышла замуж и освободила комнату, мы бы переселили туда бабушку, — просчитывала мать, — а сами поселились бы в большой комнате! У меня был бы шанс обрести счастье!

Ольга краснела, ей становилось стыдно. Однажды она все же не выдержала и возразила матери:

— Пожалуйста, пусть он переезжает к нам. Я буду жить с бабушкой, а вы займете эту комнату!

— Эту конуру? — презрительно бросила мать. — Здесь же десять метров! Как мы тут будем помещаться? Вот если бы ты вышла замуж…

— Но мне не за кого выходить замуж, — в отчаянии крикнула Ольга.

— Все дело в том, что ты неблагодарная! — Указательный палец матери, как карающий перст судьбы, воткнулся в плоскую Ольгину Грудь. — Надо было выходить замуж сразу после школы! У тебя был этот, как его… Сережа.

— Петя, — вздыхая, поправила ее Ольга.

— Не важно, — отмахнулась мать. — Ты у меня не красавица, чтобы перебирать людьми, которые хотят на тебе жениться!

— Мама, Петя сейчас в тюрьме, — деликатно напомнила Ольга. — Сел за воровство…

Мать осеклась. Но впрочем, быстро нашлась:

— Ну и что? Поди, жилье-то осталось, да и еще он ведь что-то наворовал…

Ольга периодически пыталась снять комнату подальше от отчего дома. Но, как всегда, вспоминала про бабушку. Если матери не на ком будет оторваться, она переключится на нее. Ольга любила бабушку. Поэтому и жили они втроем, три женщины, каждая — несчастна по-своему. Больше всего на свете Ольга боялась превратиться в одну из таких женщин, несчастных и никому не нужных. Мать сумела уверить ее в том, что она уже стала такой. Ведь ей двадцать пять, и она все еще не замужем…

Ольга приняла душ, улеглась в постель с книгой. Но ей не удалось прочесть ни страницы. Перед глазами все время стояла сцена, которую она увидела сегодня в студии Федора. Залитые солнцем красивые обнаженные тела, люди, которые никогда не будут одинокими. Потому что они есть друг у друга. Она отложила книгу. Все равно буквы прыгали перед глазами и сливались в одно слово, в одно имя — Федор, Федор, Федор. Федя, Феденька, любимый…

Закрыла глаза, постаралась уснуть. Каждую ночь она загадывала себе сон. И почти каждую ночь видела в этом сне Федора. Он улыбался, даже разговаривал с ней, но вот только и во сне она знала, что он принадлежит Галине. И никогда не будет принадлежать ей. Такого не может быть. Потому что не может быть никогда.