Книга Восковые куклы - Елена Мордовина

Он вышел из трамвая возле птичьего рынка, но не стал сразу заходить туда, а поднялся сначала на железнодорожную насыпь, удобно устроился там и стал наблюдать за тем, что происходило внизу, на рынке, в той его части, где продавались клетки для птиц и всяческий корм. Мальчик долго глядел на солнце и грыз печенье.

«Конечно, — думал он, вытряхивая последние крошки из кармана пиджака. — Подойди я сейчас к той клетке с высоким куполом и золочеными дверцами, разве станет хозяин показывать мне, как выдвигается деревянная лесенка и как крутится зеркальце, он ведь показывает это мальчику, который пришел сюда со своей мамой? В лучшем случае, хозяин не обратит на меня никакого внимания, а то того и гляди даст по шее, чтобы я не ошивался здесь, возле его клеток».

Денис спустился к рынку, прошел мимо повздоривших за что-то торговцев рыболовными снастями, мимо шляпы баяниста и вязаных тапочек, за которыми тот по случаю присматривал, и охорашивающихся прямо против него двух мускусных уток с отвратительными красными головами. Он заглядывал в огромные глаза кроликов, удивляясь своему вздувшемуся там отражению, и думал, правда ли эти кролики видят его таким уродом, но кролики только быстро-быстро шевелили своими носами и не могли ничего отвечать. Забывшись, Денис брел, не глядя, между людей, и неожиданно столкнулся с огромным жирным индюком, привязанным за лапу к смешной деревенской девочке, которая едва могла этого индюка держать.

Тут же стоял ящик с маленькими перепелами, они тесно прижимались один к другому и вытягивали шейки. Возле ящика с перепелами помещался стакан, в котором собраны были крошечные перепелиные яйца, похожие на крапленые морские камешки, и две лиловые перепелиные тушки, оттого еще такие страшные, что маленькие, словно цыплячьи. Денису стало противно, а отец той девочки, к которой был привязан индюк, гортанно расхваливал своих птичек и тыкал мясистым указательным пальцем в лиловые тушки.

Денис вошел во второй птичий ряд. Около певчих птиц людей было более, чем всегда, и все потому, что день выдался удивительно погожий и радостный. И радостно улыбался бурозубый мальчик в блестящих очках, показывая Денису на серенькую птичку с краснеющей грудкой, и что-то ему объяснял, хотя Денис видел его впервые в жизни, а у клетки с серенькой птичкой задерживаться и вовсе не собирался. Мальчик объяснял ему, что самчик этот хоть на вид и невзрачный, но чудесно поет, что зовется он коноплянкой и он его сейчас купит, а потом скрестит с канарейкой, и дети их петь будут еще лучше.

— Чего вам, ребята? — спросил худощавый торговец. Мальчик в очках протянул ему пятьдесят рублей и сказал, что покупает коноплянку. Коноплянку извлекли из клетки и поместили в коробку со множеством отверстий, но прежде чем распрощаться с ней, хозяин поднес трепещущую птичку к губам и подул ей в грудку. Грудка распушилась от дуновения и вспыхнула ярко-красным, карминным пламенем.

«Будь у меня эти пятьдесят рублей, я бы не стал их тратить на коноплянку, — подумал Денис, — я бы накопил еще и купил бы его, четвертого. Я и так накоплю, узнать бы только, сколько он стоит, наверное, дорогой, рублей сто пятьдесят, потому его до сих пор никто и не купил. В крайнем случае, займу у Мирослава». Он равнодушно прошел мимо глупеньких амадин, мимо десятирублевых лазоревок, щеглов и чижей в самодельных клетках, дрозда, испуганно прижавшегося к прутьям, и, наконец, он услышал его голос, узнал эту нежную трель, какое-то особенно солнечное журчание, которое он не мог назвать словами.

Четыре маленькие клетки были поставлены одна на другую, на каждой нацеплен был номер, тщательно выписанный черной краской. В клетках были маленькие желтые птички, они пели, когда хотели того, а когда не хотели, то умолкали. Кенар номер четыре пил воду. Напившись, он вытянулся в струночку, чуть приоткрыл клювик, и полились звуки, только казалось, что исходят они вовсе не из этого раскрытого клювика, а получаются оттого, что желтая птичка собирает в себя солнечные лучи, и от этого вокруг звучит музыка, что она, как воздух, нигде не начинается и ниоткуда не проистекает, а просто присутствует.

Не один Денис заинтересовался пением кенара — к клеткам подошел высокий человек в черном пальто и остановился, будто зачарованный волшебным журчанием. Любопытство озябшего мальчика не привлекало внимания продавца канареек, но к человеку в пальто он подошел сразу же, и сразу же попытался увлечь его рассказами о птице:

— Вас, милейший, интересует этот кенар? Что же? Несмотря на то, что он еще молоденький, поет он чудесно! Его отец — чемпион страны по канареечному пению… чемпион прошлого года, милейший. Вас, верно, удивит, почему я содержу его в такой маленькой клетке, — он причмокнул губами и поднял вверх палец. — В одной старинной книге верно сказано, что канарейка в огромной клетке имеет вид воробья, ненароком залетевшего в амбар. Что толку от певца, который мечется по клетке вместо того, чтобы петь? Что толку, скажете вы мне? Покушала птичка — сиди себе и пой, вот что я вам скажу! И корму ей давайте немного: голодная птица не поет, да и сытая петь не станет, уверяю вас, — он говорил так, будто уже нашел в собеседнике покупателя.

У Дениса зашлось сердце. Неужели его купят прямо вот сейчас, и никогда больше он его не услышит? Не может быть такого! Он давно уже тайно считал четвертого кенара своим, и этот неожиданный поворот событий даже испугал его. Такому человеку ничего не стоит распрощаться даже с самыми большими деньгами, даже с сотней, даже с тремя сотнями рублей. Нет! И вот уже речь зашла о цене. Мальчик весь обратился в слух и почти перестал дышать… Тысяча! Тысяча! Денис ликовал, глядя на изменившегося в лице господина в пальто, который, вероятно, нашел цену завышенной и скоро зашагал прочь. Дениса теперь вовсе не огорчала такая несбыточная цена птицы. Пусть он не может ее купить, и никогда бы не смог, даже если бы в один день стал взрослым, зато не купит ее и никто другой, и он сможет приходить сюда каждый раз, как только захочет услышать милый голос.

Ликование его достигло предела, и он запел бы сам, да только голоса своего боялся. Он подпрыгнул и побежал, радостный, к железнодорожной насыпи, навстречу солнцу. Он видел, как господин в черном пальто остановился возле клетки с огромными важными жако, важность и величина которых, безусловно, оправдывали ту высокую цену, которую за них запрашивали. Конечно же, этот болван выберет попугая! Важного серого попугая, глупого и надменного!

Когда Денис ехал назад, трамвай дребезжал пуще прежнего, и дребезжание трамвая казалось ему тоже веселым, как будто трамвай знал, что у мухортого мальчика сегодня день рождения, и вообще отличнейший день, и разговаривал с ним на своем, почти птичьем языке.

3

Денис притворился, будто ему стало плохо, и вышел из класса. Он не мог избавиться от той мысли, что донимала его со вчерашнего вечера. Нужно занять у Мирчи денег. Или взять деньги самому? Или украсть птицу? Старик ведь не догонит. А вдруг он позовет на помощь? Денис вышел к крытой галерее, которая вела из учебного в спальный корпус. Справа стена галереи была прерываема огромными окнами, заслоненными от света могучими елями, слева же помещались поочередно дверь в комнату с лыжным инвентарем, дверь в репетиционную духового оркестра и дверь в душевые. Дверь в душевую комнату была приоткрыта, и Денис вошел туда, едва не поскользнувшись на мокром полу.