Книга Зеркало для слепого - Борис Пугачев

В этом огромном зале каким-то непонятным способом поддерживалось влажностно-тепловое равновесие, при котором происходила сбалансированная конденсация влаги — так, что местами, несмотря на высокую температуру, образовывался туман. Иными словами, здесь постоянно поддерживалась точка росы. При этом дышать было легко, а тело, как бы являясь естественным конденсором, сначала приняло эту влагу, а потом по нему заструились потоки то ли воды, то ли пота.

На мраморном постаменте в форме тора лежали несколько закутанных в простыни мужчин. Родик потрогал поверхности и, поняв, что они теплые и предназначены для дальнейшей процедуры, последовал, как он посчитал, примеру остальных: но для лучшего прогрева снял с себя простыню, постелил ее на помост и, приняв удобную позу, расслабился. Вдруг он ощутил, что все пришло в движение. Ближайший к Родику мужчина вскочил и, что-то вскрикнув по-турецки, накинул на Родика свисающий край простыни. Тот сразу не понял, в чем дело, и, вернув прежнее состояние, продолжил греться. Тогда турок, еще что-то выкрикнув, опять повторил действие и убежал. Родик наконец понял, что того смутило его голое тело. Перебрав в голове известные мусульманские ценности, он со стыдом вспомнил, что обнажаться неприлично и, вероятно, в бане мусульманам это запрещено, хотя в Таджикистане такое никто не соблюдал. Родик закутался в простыню, но было уже поздно. Убежавший турок привел с собой двух других. Один из них провожал Родика в комнату, второй же — огромного роста и мощного телосложения, — вероятно, являлся кем-то типа банщика, поскольку был по пояс обнажен.

Все одновременно заговорили, Родик, как мог, извинялся, поясняя, что в русской бане все ходят голые. Судя по реакции турок, они все поняли, и на их лицах появились добродушные улыбки. Конфликт был исчерпан.

Банщик жестами объяснил Родику, что будет показывать ему все обычаи турецкой бани, и Родик в прямом смысле попал в его мощные руки. Сначала он искусно и тщательно промассировал каждую пядь тела Родика. Потом, завернув его, как младенца, в простыню, отнес в один из альковов и там, также ловко приоткрывая тело по частям и используя наволочку с мыльной пеной, тщательно вымыл его и снова поместил на помост, где подверг суставы повторному массажу, а тело — разогреву. Процедура продолжалась в различных вариациях около часа, после чего банщик отнес Родика в комнату, где стал поить его очень крепко заваренным сладким чаем и пытаться завести с ним беседу.

— Байефенди, нереде отуруйорсунуз?[1]— спросил банщик.

Такую фразу Родик уже много раз слышал на базаре и ответил:

— Бен дан русьйа[2], Москва.

Дальнейшая беседа проходила в основном с использованием международных жестов. При этом Родик говорил по-русски, а банщик по-турецки, но друг друга они вполне понимали. Более того, как показалось Родику, они нравились друг другу.

Родик достал водку и предложил по русскому обычаю выпить, заранее извинившись за нарушение Корана. Турок, естественно, отказался, а Родик все же глотнул. Желая как-то отблагодарить, он дал турку оставшиеся у него десять долларов, пожалев, что не взял у Оксы больше. Турок, похоже, был доволен и, когда Родик, оставшись в одиночестве, оделся и собрался уходить, проводил его до выхода из бани, произнося благодарственные дружеские слова, из которых Родик понял только «тешекюрлер»[3]и «саголун»[4].

В отель он вернулся в приподнятом настроении. Окса ждала его. Родик восторженно поведал о своем приключении, но, похоже, Оксу это не интересовало, и она вместо сопереживания сказала:

— Есть хочется. От той бурды, которой нас кормят, у меня изжога. Пойдем чего-нибудь купим. Хотя бы бананов?

— Пойдем. Правда, бананы я еще на Кубе разлюбил. Кстати, сколько у нас осталось денег?

— Сейчас подсчитаю… Шестьдесят три доллара и рубли на обратный путь. Рублей достаточно много, я пересчитывать не стала.

— Негусто, учитывая, что нужна заначка на непредвиденный случай. Шикануть в ресторане не сможем, но перекус какой-нибудь сообразим, и водки у меня еще полбутылки осталось. Перебьемся.

Наутро ситуация с отплытием повторилась.

Повторялась она и в следующие восемь дней. Море по-осеннему штормило, и турецкие морские власти не выпускали катамаран из порта, хотя моряки и выражали готовность бороться со стихией.

Все могло бы даже радовать, поскольку расставаться со Стамбулом не хотелось, да и спешить в Москву смысла не было: страхи немного отступили, но уверенности, что проблема благополучно разрешилась, не появилось. В стамбульской же суете найти Родика даже для профессионалов составляло огромную сложность. Проход через границу и последующее оформление в отеле прошли по спискам, а при проверке паспортов реквизиты не фиксировались. И в том и в другом случае все ограничилось формальной сверкой списка и стопки паспортов. Даже заполнения деклараций никто не потребовал. Это окончательно успокоило Родика. Что произойдет при возвращении на родину, он не знал, но понимал одно: чем позднее, тем лучше. Ситуацию осложняла лишь денежная проблема. Экономить приходилось буквально каждый доллар, а питаться в основном однообразной и почему-то всегда красного цвета отельской пищей. За эти дни Родик и Окса исходили весь центр Стамбула, побывали на пляжах Мраморного моря, и Родик даже несколько раз искупался, хотя чистота воды вызывала массу сомнений. Успокаивал он себя тем, что вода была несравненно чище, чем в Босфоре, походившем на городскую свалку (это, однако, не мешало местным мальчишкам там плескаться, а взрослым — продавать на берегу только что выловленную рыбу).

Временами, чтобы пройти к намеченному месту, им приходилось пробираться по узким, вонючим и грязным улочкам, которые часто упирались во вполне благопристойные районы с красивыми магазинами и ресторанами. Здесь под ноги могли, не извиняясь, вылить помои или выбросить из окна накопившийся мусор. В фешенебельных районах полунищие люди в тряпье сидели в парках на скамейках рядом с респектабельными, одетыми по последней европейской моде мужчинами. Достаточно было перейти мост, чтобы из мусульманского средневековья попасть в современный градостроительный модерн с широкими проспектами и шикарными автомобилями. Женщины, закутанные в черные одежды, иногда в паранджах, соседствовали с декольтированными крашеными блондинками — несомненно турецкого происхождения, судя по восточным чертам лиц. На пляжах бикини, а иногда и открытый «верх», странно контрастировали со смешными с позиций европейцев купальными комбинезонами мусульманок, закрывающими не только тело, но и голову.

В общем, как говорилось в одной из комедий, Стамбул — город контрастов, и это Родику очень нравилось, как, впрочем, и все восточное.