Книга Ра - Тур Хейердал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним из последних, кто запросто отправлял древних в кругосветные плавания, был англичанин Перси Смит. В культурах Мексики и Перу он находил столько общих с культурой Древнего Египта специфических черт, что предполагал контакты через океан. А обнаружив те же удивительные совпадения на Пасхе и ближайших к Перу островах, он взял линейку и атлас мира и соединил прямой линией Египет через Красное море, Индийский и Тихий океаны с Полинезией и Южной Америкой. Вот как солнцепоклонники пришли в Америку, написал он. Через остров Пасхи.
Другие ставили перед собой глобус и качали головой. На круглом глобусе видно, что Тихий океан охватывает почти половину окружности земли, занимая чуть не целое полушарие. Проплыв на восток 4 тысячи километров, египетские мореплаватели подошли бы к Индии. И от острова Пасхи их бы еще отделяла ровно половина земной окружности. А южноамериканские мореплаватели, отчалив от берегов империи инков и пройдя на запад 4 тысячи километров, уже достигли бы острова Пасхи. На плоту «Кон-Тики», построенном по инкскому образцу, мы прошли от Перу на запад 8 тысяч километров и на полпути пересекли долготу Пасхи.
Остров Пасхи... Самый уединенный обитаемый остров в мире. Ближайшая страна – Перу, а не Египет. Остров Пасхи... Осаждаемый волнами ком застывшей лавы, где около тысячи заброшенных изваяний молча созерцали небо, когда люди нашей расы наконец проникли в эту область и «открыли» остров в 1722 году. Островом Пасхи назвали мы его потому, что впервые увидели его в день пасхи. «Пуп Вселенной» назвали его полинезийцы, когда пришли сюда на долбленках и обнаружили, что остров уже заселен еще более древними мореплавателями. Теми самыми, которые высекли на груди своих каменных истуканов большие камышовые лодки с мачтами и парусами. Теми самыми, чьи серповидные лодки из камыша изображены в древнейшем культовом селении острова Пасхи, где скалы расписаны солнечными символами и фигурками птицечеловеков, где наблюдали «ра» и поклонялись Солнцу, где жители собирались на ритуал птицечеловека, когда смельчаки выходили в море на маленьких камышовых лодках. Пока европейцы в 1868 году не ввели свое христианство, положив конец тысячелетнему обычаю.
Камышовые лодки острова Пасхи. Мысли перестали метаться. Все стало на свои места. На этом острове родился мой интерес к камышовым лодкам. Может быть, именно здесь кончилась их история. Но для меня здесь все началось.
Впервые я увидел камышовые лодки задолго до того, как попал на Пасху. Я ходил на них, когда изучал других каменных исполинов, покинутых своими созидателями на горном плато вокруг озера Титикака в Андах. Меня поразила их грузоподъемность, ведь на таких лодках некогда перевозили многотонные глыбы в древний город Тиауанако. Но тогда я воспринял эту своеобразную конструкцию скорее как курьез. Как и все, кто читал про империю инков, я знал, что камышовые лодки озера Титикака – всего лишь рудимент доколумбовых лодок, которыми пользовались на всем побережье Перу, когда испанцы пришли на Тихий океан. Они применялись тогда и дальше на север, вплоть до Мексики и Калифорнии. Самые маленькие лодки, напоминавшие слоновый бивень, выдерживали только одного человека, он плыл на них, лежа по пояс в воде. На самых больших, о которых пишут испанцы, была команда до двенадцати человек, а если несколько лодок связывали вместе, на них можно было перевозить по морю лошадей и рогатый скот[4]. Я знал также, что камышовая лодка в Перу так же стара, как бальсовый плот, больше того, она была известна уже во времена древнейшей доинкской культуры: камышовые лодки в море – обычный мотив в искусстве строителей первых пирамид на севере Перу, мастеров народа мочика.
Когда я задумал строить «Кон-Тики», мне надо было выбирать. В древней империи инков знали морские суда трех родов. Бальсовые плоты из бревен, обычно срубленных в Эквадоре, камышовые лодки из снопов камыша тотора, растущего дико по берегам горных озер и выращиваемого на орошаемых землях засушливого побережья, наконец, понтоны – два связанных плугом бурдюка из тюленьих шкур.
Бурдюки через несколько дней теряли плавучесть, индейцам приходилось снова их надувать, плавая рядом в воде. Меня такой способ ничуть не прельщал. Камышовая лодка тоже не внушала мне особого доверия. Камыш, солома – это нечто хрупкое, слабое; одно дело, когда в безвыходном положении хватаешься за фигуральную соломину, но взаправду выходить на соломе в море – слуга покорный. Так я рассуждал тогда. И все были со мной согласны. Если уж плыть, то на бальсовом плоту, крепкой платформе из легких бревен. Так и вышло. Бальсовый плот прошел испытание и обнаружил поразительные мореходные качества. А камышовая лодка была отвергнута и забыта. На время.
Это было на острове Пасхи в 1955 году. Восточный берег. Под рокот прибоя четыре брата, четыре старика с кожей, похожей на сморщенный табачный лист, мелкими шажками вбежали в бурлящую воду, неся маленькое суденышко, формой близкое к банану. Солнце рассыпало блики на синих волнах, позолотило лодчонку. Престарелые крепыши вытолкнули лодку за вспененную полосу, вскочили на нее и, часто-часто работая веслами, рассекли обрушившийся гребень. Не успела вырасти новая волна, как они перевалили через нее, словно на качелях, и через следующую тоже, и вот уже вышли за прибой. В лодке было так же сухо, как до встречи с валами. Вся вода в ту же минуту ушла через тысячу щелей в днище. Ни высоких бортов, ни полого корпуса. Толстые связки, на которых сидели гребцы, образовали плоскую палубу, только впереди и сзади лодка-плот, сужаясь, загибалась вверх, чтобы лучше справляться с волной. Золотистым лебедем она переваливала через гребни.
Сто лет на острове Пасхи не спускали на воду таких лодок. Старики связали ее, чтобы показать нам, на чем их деды выходили в море ловить рыбу. Миниатюрная модель известных по изображениям огромных судов поры расцвета культуры острова Пасхи. И весьма внушительная, если сравнить с похожими на бивень одноместными пора, на которых состязались кандидаты на звание птицечеловека.
Островитяне благоговейно смотрели, как четыре старых рыбака идут в океан на лодке, так хорошо всем знакомой по сказаниям предков, лодке, означающей для здешних людей примерно то же, что для американцев «Мэйфлауэр» или для нас, северян, ладья викингов.
Утлое суденышко извивалось, будто надувной матрас, вверх-вниз, вправо-влево, применяясь к волнам и не давая им намочить команду. И когда смуглая четверка на золотистой лодке обогнула мыс, на котором мы в эти дни поднимали первого из поверженных каменных исполинов острова Пасхи, можно было слышать, как люди постарше с горящими глазами говорят о том, что вот, мол, оживает далекое прошлое острова.