Книга Мы - Дэвид Николс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тот момент, когда ты находишься в воздухе, — рассказывал Джейк, протягивая руки к потолку, — когда ты падаешь, но почти летишь, ничто с ним не сравнится. Ты стараешься задержать его, но он… быстротечен. Все равно что стараться удержать оргазм. Вам знакомо это чувство?
— Знакомо ли оно мне? — невозмутимо повторила Конни. — Да я его испытываю прямо сейчас.
Это заставило меня громко расхохотаться, но я перехватил злобный взгляд Джейка и живенько начал предлагать острый салат:
— Кому салат «Айсберг»? Кто хочет «Айсберг»?
Макаронная запеканка с тунцом легла в желудок как кусок горячей глины, а монолог Джейка продолжался и за сладким — нелепым десертом, состоявшим из пропитанного хересом бисквита, на который выдавили столько сливок из баллончика и украсили сверху таким количеством цветного драже и мармелада, что вполне бы хватило на диабет второго типа. Конни и Джейк к этому времени уже перегибались через меня, феромоны между ними так и клубились, а эротическое силовое поле отодвигало мой стульчик все дальше и дальше от шаткого стола, пока в конце концов я не оказался практически в коридоре среди велосипедов и стопок «Желтых страниц». В какой-то момент Конни, должно быть, это заметила, потому что повернулась ко мне и спросила:
— А ты чем занимаешься, Даниель?
Что ж, с именем она почти угадала.
— Я ученый.
— Да, твоя сестра мне рассказывала. Доктор наук. В какой области?
— Биохимия, но в настоящий момент я изучаю дрозофилу, плодовую мушку.
— Расскажи.
— Рассказать?
— Ну да, — сказала она. — Если это не государственная тайна.
— Нет, конечно, просто люди обычно не интересуются подробностями. Даже не знаю, как мне… Ладно, мы используем различные химикаты, чтобы понять генетическую мутацию…
Джейк громко застонал, а я почувствовал, что моей щеки что-то коснулось, когда он потянулся за вином. Некоторые при слове «ученый» представляют сумасшедшего с дикими глазами или лизоблюда в белом воротничке, работающего на какую-то фанатичную организацию, статиста из фильма о Джеймсе Бонде. Во всяком случае, именно такими считал ученых Джейк.
— Мутацию?! — возмутился он. — Зачем подвергать мутации плодовую мушку? Оставьте беднягу в покое.
— Но в мутации, по сути, нет ничего неестественного. Это всего лишь еще один термин для эволю…
— Мне кажется неправильным вмешиваться в природу. — Теперь он обращался ко всему столу. — Пестициды, фунгициды — все это зло.
В качестве гипотезы вряд ли сойдет.
— Не уверен, что химическое соединение само по себе является злом. Его могут использовать безответственно или глупо, и, как ни печально, так иногда прои…
— У одной моей знакомой есть участок в Сток-Ньюингтоне, она использует одну органику, и продукты у нее прекрасные, просто прекрасные…
— Уверен, это так, но не думаю, что в Сток-Ньюингтоне случаются нашествия саранчи, или ежегодные засухи, или истощение почвы…
— Морковка должна иметь вкус морковки! — выкрикнул он туманный non sequitur[5].
— Простите, я не совсем…
— Химикаты. Во всем виноваты химикаты!
Еще один non sequitur.
— Но… химикаты повсюду. Морковь сама по себе состоит из химикатов, салат тоже химикаты. Особенно этот. Ты, Джейк, состоишь из химикатов.
Джейк оскорбился.
— Ничего подобного! — выкрикнул он, а Конни расхохоталась.
— Прости, но это так, — сказал я. — В тебе шесть основных элементов, шестьдесят пять процентов кислорода, восемнадцать процентов углерода, десять процентов…
— А все оттого, что люди пытаются выращивать клубнику в пустыне. Если бы мы все употребляли местные продукты, выращенные естественным путем, без всяких этих химикатов…
— Звучит прекрасно, но если в почве не хватает основных питательных веществ, если ваша семья голодает из-за тли или грибка, то в таком случае вы должны быть благодарны некоторым из этих злостных химикатов.
Не помню, что я еще говорил. Я страстно относился к своей работе, чувствуя, что она приносит пользу. Помимо моего тогдашнего идеализма, свою роль, должно быть, сыграла и ревность. К тому же я немного перебрал с вином, а после того, как целый вечер ко мне относились то снисходительно, то вообще не замечали, я не проникся теплыми чувствами к своему сопернику, примкнувшему к школе тех, кто считал, что проблемы болезней и голода можно решить с помощью рок-концертов.
— В мире хватит еды на всех, просто она находится не в тех руках.
— Да, но наука в этом не виновата! Это политика, экономика! Наука не отвечает за засуху, голод или эпидемии, но они происходят, тут-то и необходимы научные исследования. Мы отвечаем за то, чтобы…
— Дать нам больше ДДТ? Больше талидомида?[6]— Этот последний удар, видимо, доставил Джейку огромное удовольствие, и он широко улыбнулся своей аудитории в восторге, что несчастья других снабдили его весомым аргументом в споре.
То были ужасные трагедии, но произошли они, насколько я помню, не по моей вине или по вине моих коллег, все из которых были ответственные, гуманные, достойные люди, соблюдавшие этику и нормы социального поведения. Кроме того, те примеры были аномалиями по сравнению со всеми замечательными преимуществами, которые даровала нам наука, поэтому я очень четко себе представил, как вишу под куполом шапито и самозабвенно перепиливаю веревку перочинным ножом.
— Что бы случилось, — принялся размышлять я вслух, — если бы ты упал со своей трапеции, боже упаси, переломал себе ноги, после чего началось бы общее заражение? Я спрашиваю, потому что в такой ситуации, Джейк, я бы очень хотел стоять рядом с твоей кроватью с антибиотиками и анальгетиками, до которых ты не мог бы дотянуться, и приговаривать: я знаю, тебе больно, но я не могу дать тебе лекарство, к сожалению, потому как, видишь ли, это все химикаты, созданные учеными, и как мне ни жаль, но придется ампутировать тебе обе ноги. Без анестезии!
Я засомневался, не перегнул ли палку. В надежде произвести впечатление страстного человека я, видимо, повел себя как душевнобольной. В моих словах была злоба, а кому понравится на званом вечере неприкрытая злоба — конечно, никому, и, уж конечно, не моей сестре, которая сердито уставилась на меня, не замечая, что с ее сервировочной ложки капает заварной крем.