Книга Тайная жизнь тела. Клетка и ее скрытые возможности - Михаил Вейсман

Реакции цикла Кребса происходят в жидкости, заполняющей митохондрию, а вот следующий процесс – окислительное фосфорилирование – в ее внутренней мембране. В тончайшем слое мембранной ткани «дрейфует» пять типов специальных окислительных белков. Они «вылавливают» освобождающиеся в процессе цикла Кребса атомы водорода и «сжигают» их с образованием молекул воды. Это делается так: белок № 1 отбирает у водорода один электрон и передает его белку № 2, тот – белку № 3, и так далее, до белка № 5. Белки № 2 и № 4 имеют небольшие размеры, поэтому в мембране они двигаются значительно быстрее № 1, 3 и 5, и по сути дела, играют роль курьеров, разносящих электроны по назначению. При этом энергия электрона все время уменьшается. Белок № 5 накапливает четыре таких электрона, а затем производит реакцию образования воды:

4 e- + O2 + 4H+ = 2 H2O.

Энергию, выделяющуюся при прохождении электрона по дыхательной цепи, белки № 1, 3 и 5 расходуют на выбрасывание протонов изнутри митохондрии в пространство между ее мембранами. В этом пространстве создается положительный заряд, а внутри митохондрии – отрицательный.

По сути, глюкоза нужна нашему организму именно как «горючее» для производства энергии. Это – важный момент в понимании энергетической сущности процессов, происходящих в митохондриях. Разница зарядов заставляет протоны стремиться обратно, внутрь, но плотная внутренняя мембрана их не пропускает. Тогда протоны начинают искать «лазейки» или «шлюзы». Такими шлюзами выступают специальные молекулы АТФ-синтетазы. Само название молекул подсказывает, что как раз они занимаются «сборкой» наших «батареек» – АТФ. Они синтезируют молекулу, пропуская протоны через себя и запасая энергию во внутренних связях АТФ.

Вот так работает самая крошечная электростанция в мире.

Часть II. ДНК – история человечества

Ученые подсчитали, что каждый белок, составляющий основу клетки, живет не больше трех часов. Затем он расщепляется и выводится из организма, чтобы дать место новому образованию. Получается, что каждые три часа состав нашего тела полностью обновляется! То есть мы не та застывшая структура, какой привыкли себя воспринимать, а в буквальном смысле – поток протонов и электронов, на которые распадаются строительные материалы нашего тела.

Но как так получается, что в постоянном течении и изменении мы сохраняем постоянные черты? Почему у нас цикл за циклом образуются одни и те же клетки с определенными характеристиками? Почему рук, как правило, две, цвет глаз и волос практически не меняется (если только с возрастом или под воздействием химических средств) и даже у характера наблюдается редкостное постоянство?

Я не открою тайну, если скажу, что за процесс, при котором у собак рождаются щенки, а не котята, а мы остаемся людьми при всех выкрутасах цивилизации и природы, отвечают гены, или, по-научному, молекулы ДНК. Но как им это удается? Давайте посмотрим, что об этом думают самые видные ученые мира.

Глава 1. Кто открыл ДНК?

Сначала давайте познакомимся: ДНК – это дезоксирибонуклеиновая кислота. Мало что прояснилось? Могу вас понять. Ведь над секретом этого химического соединения ученые бьются уже не первое столетие. Официально роль первооткрывателей приписывают английским биологам Дж. Уотсону и Ф. Крику, описавшим структуру в 1953 году, но на самом деле история началась гораздо раньше…

История молодого ученого

В середине XIX века в Германии работал молодой швейцарец – Фридрих Мишер. Это был увлеченный юноша, свято веривший, что будущее – за наукой. Его тяга к знаниям перевешивала все внутренние запреты и ограничения. Впрочем, у врачей, как правило, довольно специфическое отношение к жизни…

Как бы то ни было, свое первое значимое открытие Мишер сделал, отмывая гной с повязок больных в хирургическом отделении. Делал он это не забавы ради – наблюдения за выздоравливающими убедили его в том, что чудо исцеления принадлежит отнюдь не лекарям, это всецело заслуга самого организма. К тому времени уже были открыты клетки, отвечающие за иммунитет, и именно в поисках лейкоцитов Мишер занимался «стиркой» бинтов.

Он погружал повязки в разные растворы, пытаясь выделить «чистые» лейкоциты. И обнаружил, что помимо самого белка в клетках содержится некое загадочное соединение. Если белок растворяется в кислоте и выпадает в осадок в щелочных растворах, то неизвестное вещество вело себя с точностью до наоборот – оно образовывало осадок при подкислении и пропадало при подщелачивании. Для того чтобы выделить лейкоциты из гноя, пропитавшего повязки, ученый пользовался соляной кислотой. Кислота растворяла белок лейкоцитов. Рассматривая оставшееся под микроскопом, Мишер (который был в курсе открытий своих коллег и знал, что клетки неоднородны и в них есть ядра) сделал вывод, что открытое им соединение содержится именно в ядрах клеток. И назвал он его соответствующим образом – нуклеином.

Правда, от этого открытия до появления собственно термина ДНК прошло почти сто лет. Сам Мишер так и не смог до конца расшифровать тайну нуклеина. Хотя он был очень близок к истине – предположил, что нуклеин каким-то образом участвует в передаче размножения, отвечая за передачу наследственных признаков. Сделать такое заключение ему позволила серия опытов над лососем – для дальнейшего изучения нуклеина ученый выбрал клетки молоки лососевых рыб. Но затем ученый сам себя загнал в тупик. Путем множественных экспериментов – воздействуя на нуклеин всеми известными химическими соединениями, он определил его состав – углерод, кислород, водород, азот и фосфор – и решил, что это слишком простая формула для того, чтобы передавать все разнообразие наследуемой информации.

Вполне может быть, мы до сих пор не знали бы всех подробностей о жизни ДНК, если бы не одна из напастей XX века – пневмония. После Второй мировой войны она уносила почти столько же человеческих жизней, сколько немецкие танки и авиация, вместе взятые. В отсутствие антибиотиков (их к тому времени еще не изобрели) воспаление легких стало настоящей угрозой человечеству. Поиск возбудителя болезни и способов его нейтрализации стал задачей номер один для ученых всего мира.

В 1944 году группа американских бактериологов (их опыты чуть позже повторил и английский коллега) исследовали два штамма пневмококков. Они различали их по наличию и отсутствию определенных клеточных включений – капсул. Выяснилось, что бактерия с капсулами передавала заболевание дальше, а штамм без капсул оказался совершенно безвредным.

Главную роль в эксперименте играли белые мыши (эти животные имеют столь огромное значение для развития нашей науки, что впору ставить им памятники и монументы). Крохотным «добровольцам» вводили капсульный штамм, безкапсульные бактерии и штамм S, убитый нагреванием. Ученые удовлетворенно потирали руки, наблюдая за предсказуемым результатом: мышки первой группы погибали, а вторая и третья не высказывала никаких признаков болезни. Так продолжалось до тех пор, пока естествоиспытателям не пришла в голову идея вкачать группе подопытных животных одновременно бескапсульный штамм и штамм, убитый нагреванием. Каково же было изумление биологов, когда через некоторое время они увидели все признаки пневмококковой инфекции и животные погибли. В клетках погибших животных они обнаружили капсульный штамм. Получается, что живые безкапсульные клетки пневмококка в присутствии убитых нагреванием капсульных каким-то образом получили новый признак – капсулу – и стали убийственными. Но что именно стало передающим звеном?