Книга Окончательный приговор - Сергей Самаров

За время службы мне удалось проглотить много обид, и ничего, не подавился. Осилю, решил я, и эту. И другие осилят…

* * *

Вальтер встретил нас, лежа на топчане, выделенном сердобольным сторожем-алкоголиком. Постелью мы, впрочем, и раньше не пользовались; не пользовался и он.

– А где твой галстук, друг любезный? – спросил я.

– Какой галстук? – Вальтер почуял подвох, но тем не менее решил мне подыграть.

– Пионерский. Его положено носить в пионерском лагере. По возрасту ты вроде бы как из пионеров вышел, а по поведению… Как ты так бездарно умудрился вляпаться?

– Без всякой, Паша, агрессии со своей стороны. Честное пионерское, если хочешь… А если желаешь, готов поклясться тевтонским мечом, который я никогда не носил и носить не буду. Вел я себя, в самом деле, по‑пионерски. Этому чудаку выпить было не с кем. А тут я… Если бы кто другой в подъезде шел, он к нему докопался бы. Просто мужик любит компанию и не любит, когда кто‑то его компанию не любит, – Вальтер всегда любил выражаться слегка замысловато. – А я вообще люблю только свою компанию, но и в своей компании не люблю паленую водку. А нормальную водку сейчас купить невозможно. Я только это ему и сказал. А он посчитал, что я его алкоголиком обозвал. И пообещал мне нос за оскорбление откусить. Естественно, мне ни к чему такая особая примета, я мягко воспротивился, и когда он попытался меня за нос схватить, чтобы ко рту поднести, я его руку убрал подальше от него же самого, чтобы не натворил чего. Я же не знал, что мужик в ногах после выпивки слаб. Он упал на лестницу и сломал руку. Правда, ментам он сказал, что я на него сзади набросился и сбил с ног. А он мне даже слова сказать не успел. И менты ему поверили, потому что он сам бывший мент. В вытрезвителе, говорят, служил, и потому считается человеком непьющим. Наверное, не пьющим мало. Он сам мне про вытрезвитель сказал, когда других ментов привел.

Я на такие оправдания только вздохом и мог ответить.

– Я понимаю, что быть привлеченным за драку тебе не хочется. Но хотя бы с ментами мог договориться? Ты же был трезв.

– Это выше моих возможностей, товарищ капитан. Там разговаривать было бесполезно. За мной приехали, чтобы сразу «повязать». Твердое намерение, вошедшее в привычку! И даже попытались это сделать без предупреждения. Если не считать предупреждением попытку заехать мне в физиономию. Менты первыми начали. Но бить, дураки, не умеют.

– Узнали тебя? – поинтересовался я.

– Очень сомневаюсь. Соседи меня знают как художника. Приехал в Москву с Урала «пробиваться» к вершине славы. За заслуженной славой. Этакий деревенский самородок. Таким меня там, на Урале, считали. А здесь почему‑то всерьез не принимают. Я в трансе. Но художник должен всегда быть в трансе, иначе ему не выжить и ничего не создать. Художник обязан быть голодным, чтобы из него Пикассо получился, а не Никас Софронов. В квартире остался набор красок и два незаконченных этюда. «Московские дворики» … Я такую серию хотел сделать. Это подтверждает версию. Да там и не будут сильно докапываться. Они постараются без шума дело замять. Стрельба в подъезде жилого дома тоже не приветствуется.

– Следователь знает про твои художества? – спросил я.

– Понятия не имею, – лежавший на топчане Вальтер пожал плечами и поморщился: ранение беспокоило при каждом движении. – Дома у нас он не был ни при мне, ни после меня. Жену вызывали повестками. Со мной ни разу разговор о живописи не заводил. Думаю, что не знает… И потому надеюсь, что безвестного художника не соотнесут с бывшим старшим прапорщиком Вальтером Георгиевичем Хостом.

– Ты отпечатки на пистолете оставил, – напомнил Корчагин.

– Это – да, есть такая беда. Но у меня теплится в душе надежда на ментовский характер. Его же «на ковер» потащат за временную утерю оружия. И потому мент, мне кажется, мусоропровод уже носом перекопал, пистолет нашел, от вони отмыл и в рапорте факт утери оружия не отметил.

– Это возможный, и лучший для нас вариант, – согласился я. – Даже вполне вероятный вариант. По справедливости, хватит нам моего прокола. Меня в Москве ищут. Тебя идентифицируют, тоже будут искать, но тогда уже сообразят, что, поскольку двое здесь, то и третий обязан быть где‑то неподалеку, значит, заодно будут искать и Корчагина, который в сравнении с нами ведет себя примерно. Но его поиск на тридцать три процента увеличивает их надежды на успех. Одного найти всегда труднее, чем двоих и уж тем более троих.

Вадим один из всех нас не изменил внешность. Он от природы был лысоват уже в свои молодые годы. Конечно, хорошо бы ему носить парик, но опытный милиционер всегда отличит парик от настоящих волос. И в парике показаться подозрительным намного проще, чем без оного. А казаться подозрительными нам ни к чему.

– Я пока не вижу предпосылок к своему провалу, – сказал Вадим.

– Я тоже не видел, пока сосед не пожелал моим носом свою водку закусить, – возразил Вальтер. – Я уж надеялся чуть ли не до старости так же тихо прожить в образе провинциального художника.

– Честно говоря, – сознался я, – и я думал, что найти меня будет невозможно, пока этот капитан милиции не пожелал мои тапочки примерить.

– Я на вашем опыте буду учиться, – сказал Корчагин.

* * *

Командир временной оперативной поисковой группы полковник Переславцев, прочитав несколько строчек из листа, который держал перед собой, указательным пальцем опустил на середину носа очки и посмотрел поверх них на собравшихся в помещении бойцов, плохо еще знакомых друг с другом, потому что собраны все были из разных бригад. Помещение представляло собой класс бывшей школы пригородного чеченского поселка. Здесь временно разместили нас, не зная, для чего выделяют помещение и что нужно в поселке спецназу ГРУ. Детям недавно построили новую школу – шикарную, современную, оснащенную всем, чем можно оснастить школу. А старое здание, к нашему счастью, местные власти ни подо что приспособить не успели.

– Задача простая, – дал полковник вводную, утвержденную, как мы уже знали, на высшем в военной разведке московском уровне. – Заниматься с усердием тем, чем под вашим командованием по нескольку часов в день успешно занимаются ваши солдаты. Более конкретно это называется уборкой территории и приведением ее в божеский вид. Все должно блестеть даже больше, чем в местах вашей постоянной дислокации. Постарайтесь, товарищи офицеры…

Полковник поднял руку, словно заранее отгораживался от возможных вопросов, которые, кстати, никто задавать и не собирался.

– Мы здесь надолго задерживаться не собираемся. Можете успокоиться. И местом постоянной дислокации старая школа для вас не станет, не переживайте. Но поработать физически все же придется. Нужно вымести двор, окопать деревья, подстричь на газонах траву, побелить бордюры вдоль тротуаров, ну и все остальное. Не мне вам говорить, что следует делать перед приездом большого начальства. Как обычно… Как в своей части… Не мне вас, повторяю, учить…