Книга Скоро тридцать - Майк Гейл

— И что, по-твоему, это все значит? — спросила она с таким видом, как будто искренне хотела получить ответ. — Ты думаешь, это нормально — быть такими цивилизованными?

Я пожал плечами.

— Не думаю. То есть каждый раз, когда у кого-то из моих друзей по работе происходит разрыв, я спрашиваю у обеих сторон, что случилось, и они говорят «Это обоюдное решение», как будто этим зарабатывают какие-то очки. Но на самом деле я думаю, что у нас с тобой — первое расставание по обоюдному желанию во всей мировой истории.

— Как-то жутковато, — сказала Элен. — Откуда у нас сейчас столько сил на это? И почему их у меня не было, когда мне они были по-настоящему нужны, например в четырнадцать лет? — Она встала и скрылась на кухне, потом вернулась с пакетом коврижек, которые поедала одну за другой. На середине четвертой она вдруг закричала: «Есть!» — и помахала наполовину съеденной коврижкой с налипшими крошками над журнальным столом.

— Что есть?

— Ответ, — ответила она. — Все дело в биологии. Даже на клеточном уровне мы запрограммированы на продолжение рода, правильно?

Я кивнул.

— И, несмотря на пожелания твоей мамы, у нас нет никакого желания продолжать род друг с другом, так ведь?

Я снова кивнул.

— Вот поэтому мы и не расстраиваемся. Биология говорит нам, что не стоит плакать из-за пролитого молока.

4

Было одиннадцать утра следующего дня, субботы, и мы с Элен только что позавтракали. С того момента, как мы приняли решение расстаться, прошло пять дней, и я теперь спал на диване, также известном как Адский диван, и, наверное, поэтому моя шея жутко болела. Во вторник я сказал Полу Бэррону, своему боссу, что хотел бы перевестись из нью-йоркского офиса в другой, желательно вообще не в Америке. Хотя мне и нравилось в Нью-Йорке и у меня здесь появилось несколько друзей, я не хотел здесь оставаться после расставания с Элен. Мне явно нужно было сменить обстановку.

— Мэтт, — начал босс в ответ на мою просьбу. — На том уровне, которого ты достиг здесь как разработчик программ и лидер команды, весь мир у твоих ног.

В приблизительном переводе это означало, что я мог выбирать любой из европейских офисов компании: Лондон, Париж, Милан и Барселона.

— Спасибо, Пол, — ответил я. — Это… это приятно.

Затем он спросил меня, куда именно я хотел бы перевестись, и тут мой вид стал по-настоящему глупым.

— Не знаю, — сказал я. — Просто хочу в другое место.

Он улыбнулся и сказал мне, чтобы я подумал, а потом мы снова вернемся к этому разговору.

Я смотрел на Элен поверх пустых тарелок, оставшихся от завтрака. Я еще не сказал ей, что собираюсь переводиться. Думаю, я ждал подходящего момента, но сейчас момент был неподходящий. На Элен была ее домашняя униформа: серая майка, которую она обычно надевала на свои занятия йогой, и коричневые шорты «Гэп», которые она купила в тот год, когда коричневый был так же моден, как черный. Она была босая и водила пальцами по покрытым темно-красным лаком ногтям ног. Глядя на нее сейчас, никто бы не подумал, что она работает в одном из самых крутых PR-агентств Нью-Йорка, хоть и в нижнем эшелоне. С понедельника по пятницу у нее очень хорошо получалось одеваться модно и стильно. Но в субботу у нее был выходной.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

На самом деле я серьезно раздумывал о своем переходе.

— Что заставило тебя принять окончательное решение? — спросил я, чтобы уйти от этих мыслей. — То есть это было что-то конкретное или просто все вместе?

— Наверное, фильм, который мы смотрели у Сары и Джимми в прошлые выходные, — сказала она, рассматривая свои ногти.

— «Английский пациент»[5]?

Она кивнула.

— Он заставил меня задуматься, понимаешь? Жена этого бедняги-англичанина убегает с этим немецким летчиком, и это должно выглядеть романтично. Но измены — это так… противно, так гадко. Я хотела сказать, что… Ты помнишь Эмили?

Эмили работала вместе с Элен.

— Знаешь, она рассталась со своим парнем, Джезом, — он вообще шизанулся оттого, что решил, будто живет неполноценной жизнью.

— Наверное, полноценная жизнь для него, да и обычная жизнь тоже — это чтобы было побольше женщин.

— И она изменила ему миллион раз со всеми, у кого была волосатая грудь и абонемент в спортзал.

— Миллион? — переспросил я, сделав недоверчивую гримасу.

— Квинтильон, — сказала Элен, потом сделала паузу. — Это так отвратительно, да? Они просто надоели друг другу, но побоялись разойтись, когда для этого было самое время, и потом месяцами мучили друг друга…

На мгновение ее фраза повисла в воздухе, потом она продолжила:

— Все дело в том, Мэтт, что ты должен был понять — мы на этой же стадии.

— Да? — Я хотел заглянуть ей глаза, но она не смотрела на меня. Вместо этого она снова занялась своими ногтями.

— Ну, может быть, не совсем на этой стадии. Но мы совершенно точно были уже на той стадии, когда вот-вот начали бы обращать внимание на других. Я, например, на симпатичного парня-мотоциклиста из службы доставки, у которого дрэды и который всегда улыбается мне, когда мы вместе едем в лифте, а ты — на девушку в фастфуде, которая кладет тебе дополнительную начинку в гамбургеры, потому что считает тебя симпатичным.

— Какая еще девушка?

Элен поглядела на меня, сузив глаза.

— Лучше тебе думать, что я ее придумала. — И она захихикала. — Прежде чем каждый из нас понял бы, что происходит, взгляды перешли бы в желание, а желание неизбежно перешло бы в действие, и я бы очень не хотела, чтобы у нас так все закончилось. Мне было бы очень противно. А так — мы выше этого, мы сохраняем какую-то долю контроля над ситуацией и можем разойтись с достоинством. Знаешь, я ведь никогда не была девушкой твоей мечты, так ведь? — продолжала Элен задумчиво. — И ты, конечно, не был парнем моей мечты. Можно сказать, мы просто плыли вместе по течению. И ты должен понимать, что если бы все оставалось по-прежнему и вдруг появился бы парень моей мечты…

— Я оказался бы лишним.

— И наоборот.

Она сказала очень правильную вещь. Я всегда думал, что Элен, первым ходом которой в знакомстве со мной была фраза «Привет, я обожаю мужчин из Англии», гораздо больше подошла бы какому-нибудь более высокому, более мужественно выглядевшему парню с большими руками, дипломом частного колледжа и, возможно, родством с каким-нибудь второстепенным членом королевской семьи. А мне, наверное, больше подошла бы девушка творческого плана — певица, художница, танцовщица, короче слегка ненормальная. Не совсем уж сумасшедшая, но что-нибудь в духе Джэнис Джоплин[6]. Девушка из тех, что летом ходит босиком и каждый год пытается покончить жизнь самоубийством. А если серьезно, то Элен была права.