Книга Высший пилотаж - Елена Ласкарева

Отца девушка почти не знала: он ушел из семьи, когда она была еще совсем крошкой. И поэтому, когда два года назад сообщили о его смерти, она практически не испытала горечи от потери близкого человека. Ведь близкий — это тот, кто близко, или тот, кто тебе близок.

Мама тогда, помнится, сощурилась мстительно:

— Вот! Я его предупреждала, что наш развод добром не кончится! Не послушал. Хлопнул дверью, испарился. Свободолюбец. За что боролся, на то и напоролся: «безвременная кончина».

— Мамочка, ну что ты, — обняла ее Маша. — К чему теперь прошлые обиды вспоминать? Расстались-то вы давным-давно.

— Давно, и что из этого? А, тебе не понять! — Наталья Петровна тряхнула стриженой седеющей головой и ушла к себе в комнату. Просидела там весь вечер одна, не выходя к ужину и не зажигая света.

Отзвучала торжественная панихида, отшумели устроенные коллегами отца поминки, а на девятый день их тесную хрущевку посетил бородатый доктор наук, друг покойного.

Гость сообщил, что отныне Маша — владелица дачи, которую Николай Константинович несколько лет строил собственными руками специально для дочери.

— Он очень любил вас, маленькая Мария.

— Меня? Но мы даже не виделись.

— Любил, представьте себе. Я-то знаю.

Только увидев домик воочию, девушка поверила, что это действительно правда. Такая красота просто не могла быть выстроена без любви, причем любви именно к дочурке.

Сразу бросалось в глаза, что в этом архитектурном сооружении нет ничего мужского. Оно было рассчитано либо на женщину, либо на ребенка. Игрушечный теремок. Пряничный домик. Сказочная избушка.

Дачка выглядела аккуратненькой, маленькой и компактной, несмотря на то что имела два этажа.

Резные наличники и ставенки с объемными изображениями чудных фольклорных существ вроде птицы сирин с женским лицом или широко улыбающегося доброго Серого Волка. Как потом выяснилось, Николай Константинович не нанимал мастеров, а делал все это своими руками, по собственным эскизам.

В рамы с мелким переплетением вставлены стекла всех цветов радуги. Солнце движется, делая игру света живой и переменчивой. Опять же детская игрушка, калейдоскоп.

В горенке — иначе эту комнату не назовешь — большая печь, украшенная узорчатыми изразцами. Скоро в поселок обещают провести газовое отопление, но Маша решила, что все равно будет всегда разжигать этот веселый очаг.

Особенно девушку порадовало наличие погребка. Как всякая Дева, она была запаслива: здесь она сможет хранить выращенный урожай, законсервированные овощи, варенье. Но погреб представлял собою нечто большее, нежели просто утилитарный подвал: это было маленькое произведение искусства, загадочная пещера Аладдина. Лишенный окон, подпол освещался замысловатыми светильниками, и даже столбы, поддерживающие строение, оказались выполнены в виде забавных человечков — эдаких подземных гномов. Гномов-атлантов.

Освоившись на даче, Маша испытала особенное чувство: как будто она не потеряла, а, наоборот, обрела отца. Защитника, заступника.

Дом, стоящий на самой окраине поселка, на границе с люпиновыми лугами, стал для нее убежищем и утешением. В нем ей было тепло: как ее телу благодаря печке, так и душе благодаря вложенной в каждую мелочь нежности.

Здесь Маша впервые с младенческого возраста произнесла вслух слово «папа». Правда, этого никто не слышал. Такое не предназначено для чужих ушей.

Наталья Петровна принципиально не приезжала сюда ни разу, и Маша никогда не делилась с матерью своими ощущениями. Знала, что та всю жизнь хранит обиду на бросившего ее мужа…

Итак, вечером в пятницу Маша поднялась по ступенькам резного крылечка и, отпирая навесной замок, произнесла фразу, ставшую для нее привычной:

— Здравствуй, папа!

Это означало: здравствуй, душистый весенний воздух; приветствую тебя, мой милый дом; добрый вечер, уединение, покой и уют!

Было ясно и тихо. Ничто не предвещало бурного дня.

В темноте, когда печная заслонка открыта, а дрова еще не прогорели, когда пламя поет свою азартную песню и по стенам горенки скачут красноватые блики, не так бросается в глаза, сколь скромно, даже скудно внутреннее убранство дома.

Николай Константинович не успел завезти сюда новую, в стиле всего строения, мебель, а у Маши не было средств для ее покупки. Собственно говоря, никакой обстановки тут и не имелось, кроме перекошенного шкафчика, да старенького диванчика, обитого выцветшим шелком, да большой шахматной доски, покоящейся на стопках пожелтевших рукописей и выполняющей роль кухонного стола.

Вместо стульев и табуретов — перевязанные бечевками книги. Читать их Маша не могла — они содержали исключительно вопросы теоретической физики и длинные непонятные формулы да замысловатые схемы. Но и выбросить эти научные труды рука не поднялась: наверное, отцу они были дороги. Вот и нашла им «маленькая Мария» другое применение.

В углу — огромный примус. Когда созреют ягоды, Маша вынесет его в сад и будет варить варенье прямо на свежем воздухе. И тогда над поселком «Солнечный» повиснут аппетитные запахи.

Утварь и одежда развешаны на вбитые в стены гвоздики. Пусто и просторно. И все же — по-домашнему уютно. Быть может, это оттого, что за печью вдохновенно заливается сверчок?

Маша заснула, убаюканная колыбельным дуэтом сверчка и пламени. Сегодня не приснился ей часто повторяющийся кошмар: как она падает с высоты и вот-вот разобьется. Пригрезилось совсем противоположное.

Она стоит на земле, а с неба падает кто-то другой. Непонятно, человек это или метеорит. Он падает медленно, как бы не подчиняясь законам гравитации, и Мария впервые в жизни хочет оторваться от надежной почвы и устремиться ему навстречу. Это не получается, ведь она не бабочка.

Маша пытается расправить руки, точно крылья, и вдруг обнаруживает, что они примотаны к телу шелковыми нитями. Она — в коконе. Она куколка.

А у куколки есть надежда стать однажды прекрасной бабочкой. Просто нужно немного потерпеть, и страх высоты навсегда уйдет из ее жизни.

Чудесное ощущение. Как жаль, что это только сон…

Глава 3

Гибель дракона

— Эй, куколка! Вот он я! — раздался за спиной такой знакомый и такой неприятный голос с характерными визгливыми нотками.

Не оборачиваясь, Маша ускорила шаг. Менее всего хотелось ей столкнуться в это прозрачное солнечное утро с соседом по даче, Антоном Белецким, и вот ведь, как назло, он заметил ее. Раскачивается небось опять в своем гамаке, как худющий голодный паук. Маша прошлым летом чуть не попалась в его паутину. Едва вырвалась.

Скорее свернуть с аллеи, исчезнуть из его поля зрения! Преследовать ее Антон, конечно, не станет: слишком ленив для этого. Но какую-нибудь сальность вслед наверняка крикнет.