Книга Все или ничего - Елена Ласкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не допер-рло, повтор-р-рить? — угрожающе добавила ангелоподобная девочка с нежным, бледным, покрытым веснушками личиком и сделала всего один крошечный шажок по направлению к новоявленному «англичанину».
Невольно отступив, Степан испуганно пробормотал на чистейшем русском:
— Нахалка малолетняя…
Но в следующий свой визит на всякий случай с заискивающей улыбкой преподнес ей шоколадку.
А в ответ, вместо ожидаемой благодарности, услышал такое же волчье:
— Сам жр-ри, кр-ретин!
Короче, новые семейные отношения никак не складывались. А тут Иришка еще узнала, что против нее готовится настоящий заговор: ее хотят вовсе удалить из дома. Как старую вещь, которую выбросить все-таки жалко, вот и отправляют за ненадобностью на дачу. Именно так она восприняла свой перевод из прежней школы в интернат, и в этом была немалая доля истины.
Возможно, если бы мать объяснилась с ней откровенно, Ирина поняла бы ее и простила. Во всяком случае, отнеслась бы к происходящему более спокойно. Но Людмила Витальевна виляла и врала. А лжи девочка не переносила.
В ее глазах человек, даже единожды сказавший неправду, однозначно становился подлецом. Так уж она была устроена — не воспринимала полутонов.
Мать уехала восвояси, так и не дождавшись от дочки слов прощания и прощения.
А Ира осталась одна во враждебном — по ее глубокому убеждению — мире.
Произошло это среди зимы, в самый разгар учебного года. А точнее — как раз наоборот, в зимние каникулы. Тогда, когда обычные дети получают подарки, ходят на новогодние утренники с Дедами Морозами и Снегурочками и килограммами поедают сладости из нарядных шуршащих пакетов.
Никто в этом не был виноват: просто документы по переводу из одной школы в другую оформлялись, как у нас водится, с немыслимой волокитой, целых полгода.
За это время терпение Людмилы Витальевны успело иссякнуть, да и Стив торопил, вот и не дотянула мать до конца каникул. Несколько дней не дотянула…
А впрочем, и самой Иришке было уже невмоготу оставаться в доме, где она стала лишней…
Первые интернатские дни прошли еще сносно: пусто, школьников родители разобрали по домам. Скукотища, зато никто не пристает. Нет ни педагогов, ни тренеров.
В интернате осталась — специально ради новенькой — дежурная воспитательница Анна Петровна, а точнее — просто Нюся, подрабатывающая на полставки студентка Института физкультуры. Ее обязали заниматься вновь прибывшей ученицей: «акклиматизировать» ее.
«Акклиматизация» проходила вяло. Москва Иришке не понравилась: что это за зима такая, слякоть одна, где же хрустящий искристый снег? Тускло.
Так что к прогулкам по столице девочка отнеслась без энтузиазма, тем более что вышагивать по Красной площади и другим памятным местам приходилось за руку с воспитательницей, как беспомощной дошкольнице. Нудно и унизительно. Она ведь привыкла не к маршировке по улицам, где еще приходится то и дело нырять в подземные переходы, а к увлекательным путешествиям по таинственным таежным тропинкам!
Нюся нашла выход, который устраивал обеих, — отперла и отдала в полное распоряжение новенькой пустовавший в каникулы спортивный зал:
— Чего будешь мотаться, как неприкаянная. Извини уж, развлекать тебя больше не могу, некогда мне, у меня по педагогике хвост. Сама займись, ага?
— Ага.
Сама — это хорошо. Любимое Ирино словечко.
И вообще! Мне никто, никто, никто не нужен! И я никому, никому не нужна… Ну и не надо!
— Тут у нас много разных разностей: тренажерчиков-массажерчиков, «козлов», «коней» и прочих копытных, — Анна Петровна обвела рукой зал, действительно богато оснащенный. — Вон там приборы всякие. Можешь себе давление померить, рост, вес, ну и так далее. Не поломаешь?
Ира в ответ угрюмо хмыкнула: за дуру ее принимают, что ли? Да она под папкиным руководством столько всего перечинила в квартире! Это теперь, когда там поселился Стив, и краны не работают, и пылесос вышел из строя. Даже розетку заменить — и то мастера вызывали!
— Только в эту авоську не лазай, — предостерегла заботливая воспитательница. — Костей потом не соберешь.
И Нюся удалилась зубрить, больше не заботясь о том, соберет или не соберет ребенок костей. Будущий педагог, с треском заваливший в сессию экзамен по педагогике…
Иру Первенцеву предоставленная свобода очень даже обрадовала. Конечно же первым делом ее потянуло в зону риска.
Опасная «авоська» оказалась батутом. Такого у них в Красноярске не было.
Ну и естественно…
И-раз! Потолок рядом. Снизу казался белым, а вблизи такой же грязный, как фальшивая московская зима.
И-два! Куда лучше взлетать вверх ногами. И подтеков не видно, и вообще все гораздо интереснее.
И-три!
Ой, кто это там внизу?
Что за незнакомый человек? Высокий он или низкий? Взрослый или такой, как я? Видна только стриженая макушка.
…Разглядеть вошедшего в тот раз было не суждено.
Зазевавшись, Ира приземлилась не на центр упругой сетки, а ближе к углу. Коварный батут отшвырнул ее куда-то в сторону, и девчонка врезалась головой в край шведской стенки.
Удар?
Она его даже не почувствовала, отключилась сразу же.
Как и десять лет спустя, во время дорожного происшествия, не успеет ощутить боли…
Десять лет спустя…
Какое мушкетерское название!
ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Ирина Первенцева еще находилась после аварии в «состоянии, несовместимом с жизнью», как определил реаниматор, но воспоминания уже ожили.
Нет, не интернатское детство всплывало в памяти, а события приятные и совсем недавние — вчерашние. Ожив, они вливали жизнь и в покалеченное тело.
Самое первое, самое яркое, самое живительное — это темные глаза Андрея.
Ирина вспомнила, как они с ним украдкой переглянулись, когда Самохин воздел к потолку спортзала указующий перст.
— Строго-настрого! — вещал он. — До самого чемпионата — никакого секса! Как в монастыре!
Ира не удержалась и съязвила:
— Встанем на колени и дружно помолимся за победу нашей сборной?
— Неуместные шуточки, Первенцева! — Константин Иннокентьевич попытался нахмурить брови, но козырек его вечной бейсболки помешал это сделать. — Все силы вкладываем в тренировки. Все! До последней капли! Никаких побочных трат энергии, ясно? Кстати, Первенцева, тебя это особенно касается.
— Почему? Считаете, я выдохлась?
— Я тебе выдохнусь, я тебе выдохнусь! — закудахтал тренер. — Только попробуй! Только…