Книга Замужество Изабель - Шейла О'Фланаган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ян! – с ужасом воскликнула я. Не то чтобы мои родители не знали, что мы с Тимом давно спим вместе – а как еще объяснить тот факт, что я подолгу пропадаю в Доннибруке и остаюсь там ночевать?.. Но все же мы с ними ни разу об этом не говорили, и до этого момента они могли делать вид, что я еще девственница.
– Негодяй! – Отец тоже рассвирепел. У него даже покраснел кончик носа, что было несомненным признаком гнева.
– О Изабель! – Мать обняла и прижала меня к себе. – Я так тебе сочувствую!
У меня в горле снова образовался комок. Чтобы не заплакать, я усиленно заморгала: мне не хотелось плакать перед своими родственниками. К тому же я устала от слез.
– Ну ничего, все это к лучшему. – Я попыталась сама себя ободрить. – Гораздо хуже, если бы мы поженились, а потом поняли, что совершили ошибку. К тому же, – тут я закашлялась, – мы не разорвали помолвку окончательно. Мы просто отложили свадьбу до конца года.
– Но вы же не сможете к концу года заказать бракосочетание в соборе! – воскликнула мать. – Туда на все субботы такие очереди! Ты что, не помнишь, какую битву вам пришлось выдержать? Да и приличный отель так легко заказать не удастся! А сколько будет стоит отмена заказа? – Мать в ужасе закрыла себе рот ладонью. – То есть деньги тут, конечно, не главное, дорогая, самое главное – твое счастье. Но все равно…
– Я не желаю сейчас об этом говорить! – не выдержала я. – Я устала. Мне надо лечь в постель!
– Я принесу тебе теплого молока, – засуетилась мать. – Чтобы тебе легче было заснуть.
– Не надо мне никакого теплого молока! Я и сама прекрасно засну – я просто без сил!
Я распахнула дверь в соседнюю комнату. Вот они, все подарки, тщательно сложены в стопку у стены. Египетское постельное белье. Набор вилок и ножей «Ньюбридж». Стеклянный графин «Уотерфорд». Этот графин мне захотелось швырнуть о стену. Но я воздержалась. Какой в этом смысл? И к тому же это не совсем мой графин. Половина его принадлежит Тиму!
Разумеется, заснуть я не могла. Я лежала в постели и смотрела в потолок.
Свадебное платье как бы в насмешку все еще висело на дверце гардероба. У меня не было сил убрать его с глаз долой. Я просто не могла до него дотронуться.
Где-то около часа ночи я услышала, как домой вернулась Алисон. Они о чем-то пошептались с Яном. Я закрылась с головой одеялом и притворилась, что сплю. Мне вовсе не светило говорить сейчас с Алисон.
Она взбежала ко мне в спальню и подошла к кровати.
– Ты не спишь? – прошептала она.
Я зажмурила глаза еще крепче и попыталась дышать ровно и глубоко.
– Как ты можешь спать? – Она уже говорила громче. Я не шевельнулась.
– Ну хорошо, – сказала она, – можешь сейчас со мной не говорить. Я понимаю. Но могу тебя заверить, что ты еще счастливо отделалась. Он такое дерьмо! Он всегда таким был. Мне он никогда не нравился.
А вот и лжешь, подумала я, не открывая глаз. Я-то видела, как ты на него пялишься. Ты сама знаешь не хуже меня, что он ужасно привлекательный, и сама, наверное, по нему вздыхала.
– Завтра поговорим, – сказала под конец Алисон. – Но я тебе повторяю, что все к лучшему.
Я представила, что теперь все начнут мне говорить то же самое. Что все к лучшему. Люди всегда так говорят, когда случается какая-нибудь гадость. Как будто от гадостей наша жизнь становится лучше. Что же может быть хорошего в том, что моей свадьбы не будет, – той самой свадьбы, о которой я мечтала с детства?
Мне очень хотелось верить, что она просто на несколько месяцев отложена. Но на сердце лежала такая тоска, что я не могла справиться с предчувствием: этой свадьбы вообще не будет!
Я не заметила, когда наконец заснула. Мне снилась моя свадьба, как будто ничего не случилось. Тим стоял у алтаря, держал меня за руки и обещал любить вечно. Я отвечала ему тем же. И только когда мы вышли из церкви и стали фотографироваться, я заметила, что одета не в свое замечательное платье, а в какие-то старые застиранные занавески.
– Такой брак не имеет силы, – мрачно произнес во сне отец О'Брайен. – Чтобы брак имел силу, ты должна быть одета в настоящее платье. Я очень сожалею, Изабель, но здесь произошла какая-то ужасная ошибка…
ЖАЛОБЫ ЛЮБОВНИКОВ
(Хуан Миро, 1953)
Когда в субботу утром я проснулась и спустилась на кухню, мать уже ждала меня там – с чайником в руке, с озабоченным выражением на лице.
– У тебя голова болит? – спросила она.
– Нет! – огрызнулась я. – Я уже наглоталась парацетамола.
– Я только спросила. – Она скорбно отвернулась.
– Извини, – сказала я. – Я в норме. Просто устала немножко.
– Я тоже не могла всю ночь уснуть, – призналась она и налила мне чашку чая. – Все думала, что бы мне ему такое сделать. Как он посмел так обойтись с моей дочерью!
– Мама, прошу тебя! – Я села за стол и начала вяло намазывать масло на хлеб.
– Нет, правда, Изабель! Как он мог вот так запросто, в один момент, изменить свое решение? Может быть, он и раньше тебе что-то об этом говорил?
Я покачала головой. Мне не хотелось продолжать этот разговор.
– Но если он так остро все это чувствует, то вряд ли такое решение у него созрело моментально. Вы же были помолвлены шесть месяцев!
– Я знаю, – ответила я.
– А что обо всем этом думает его мать?
– Понятия не имею. Мы с ней об этом не разговаривали.
– Скорее всего она им очень гордится. – Мать снова наполнила чайник. Вода била из-под крана злобной струей.
– Тут нет ее вины, – вяло возразила я.
– Нет, есть! Ее вина в том, что она воспитала такого сына! – убежденно сказала мать. – Именно это я и собираюсь ей сказать!
Я посмотрела на нее с ужасом.
– Кому сказать? Ей?
– Не думаешь ли ты, что я собираюсь сидеть сложа руки, когда ее дражайший сынок взял да и бросил просто так мою дочь, причем буквально у алтаря? Я собираюсь ей высказать все, что о нем думаю!
– Мама! Я тебя очень прошу, не делай этого! Это только все ухудшит. Кроме того, мы не разорвали помолвку. Мы просто отложили свадьбу.
– Ха! – хмыкнула мать.
Она продолжала наступать снова и снова. Я перестала ее слушать и вертела в руках бутерброд. Мне не хотелось есть. Вот отличная возможность сесть на диету, подумала я безрадостно. Мне даже пить не хотелось.
Днем я одолжила у Яна его горный велосипед и отправилась на прогулку по набережной. День был ветреный, и меня мотало из стороны в сторону. Я не каталась на велосипеде со школьных времен и совершенно потеряла навык. Но продолжала упорно крутить педали, потому что это давало мне возможность побыть в одиночестве, подальше от матери. Непонятно, что легче переносить: ее гнев или ее соболезнования.