Книга Тайный голос - Глория Беннетт

— Нет, все шкафы пустые, кроме кухонных. Но здесь, как ты понял, стоит все, что вынесли из усадьбы, когда ее купили. Хозяйка все обставила по-своему. А наш старый колониальный стиль ей не по нраву. Она аппаратуру всю обновила, кухню переделала — по последнему слову техники. Там такие агрегаты стоят — как на космической станции! Можно подумать, она готовит что-то. Дома только завтракает. Обедает в ресторанах. Вот когда ее сын приезжает, на кухне кипит работа, а так… Ну ладно, давай я тебе помогу обустроиться, а потом покажу окрестности. Если ты, конечно, не против. А в пять часов пойдешь знакомиться с хозяйкой усадьбы. Энни, говоришь? Кто такая? У нас две женщины — Модеста и Джоан. Дворецкого зовут Уайн Рипепи. Повара — Эрнесто. Постой, так хозяйку зовут Энн… Ты ничего не перепутал?

— Может, и перепутал что-то. Я стал хуже слышать в последнее время. А, скажи-ка, шофера у нее нет? Почему бы ей тебя не взять на это место?

— Ты чего, старик? Обидишь девушку, если скажешь. Она водит сама. И, надо сказать, водит она как бог. Вернее, как богиня. Если конечно, боги сидели за рулем. Это ее хобби. А если что ломается, так у нас недалеко отличный автосервис. Повар у нас приходящий — для банкетов и праздников, у него свой ресторанчик неподалеку. Для чего дворецкий — непонятно. Это какой-то благотворительный жест. Он бывший артист, актер. Короче, бывший анонимный алкоголик. Но очень из себя строит. Модеста старше всех, она тут следит за порядком. Джоан — племянница ее мужа, приехала из Нью-Йорка, там у нее что-то не сложилось. Но она очень здорово все делает и вообще девица огневая. Если бы я не был женат, то за ней бы приударил. Вот и все наши обитатели. Ну, не считая разных прихлебателей, которые пытаются разорить хозяйку. Например ее врачи, психологи, всякие духовные учителя и ясновидящие, которые появляются время времени, молодые дарования, подруги и бывшие любовники. Всем она помогает и всем верит. Вот чтобы время от времени их гонять метлой, и нужен такой здоровый и суровый вояка, как ты.

— Да я ей могу не понравиться. Она меня самого метлой выгонит!

— Ну как ты можешь кому-то не понравиться? Ты внушаешь доверие одним своим видом. А твои мускулы просто приводят в трепет таких тонко чувствующих дамочек…

— Ты предлагаешь мне ее соблазнить? Тут одними мускулами ничего не сделаешь, иногда и поговорить надо. А я не разговорчивый.

— Зачем тебе говорить? Это она писательница. Вот пускай и говорит.

— Ты путаешь писателей с радиоприемниками. Человека не так просто включить и выключить…

Хорошо, согласен. Кстати, совсем не обязательно ее соблазнять. Только мешает работе. Я тебя научу разным иностранным словам, которые постоянно говорят ее приятели-снобы. Не бойся, ты вполне можешь вписаться в этот круг.

— Да не собираюсь я никуда вписываться. Я боевой офицер. У меня своя гордость, я ни под кого не собираюсь подделываться.

— Здесь не армия. Ко всем людям нужен подход.

— Надо оставаться самим собой. Хорошие люди оценят, а плохие отпадут сами собой.

— Это очень наивное представление. Но не буду спорить с бывшим командиром. Моя жена меня очень хорошо адаптировала к мирной жизни. Я только сейчас понял, каким простаком был раньше.

— Раньше ты был простаком, а теперь еще и подкаблучник. Ну ладно, я пошутил. А ты уже отвык от грубого солдатского юмора?

— Я бы не сказал, что это уж очень по-солдатски. Довольно тонкое замечание, в духе женских романов, что пишет твоя новая хозяйка.

— Ладно, старик. Ты лучше скажи мне: она и вправду такая талантливая? Эта роскошь по ее реальным заслугам?

— Ну, если брать во внимание ее трудолюбие, то да. Хочешь честно? Я не читал ни одной ее книги. А моя жена ее обожает. Особенно последний опус — «Как понять мужчин?» Или другой — «Как стать счастливой?».

— Она такой крутой спец по мужчинам и счастью?

— Спецы, как ты знаешь, работают тихо и незаметно. А если начинают лезть с советами и откровениями, то я лично вижу в этом что-то надуманное и непрофессиональное. Но как только я высказал что-то в этом роде своей жене, началась такая буря. Меня обвинили в черной зависти, мужском шовинизме и еще в чем-то.

— Надеюсь не в отсутствие мужских доблестей?

— Ну, с этим вроде бы пока порядок, тьфу, тьфу. Моя Лиза классная женщина. Извини, Улисс. Я помню про твою беду.

— Да нет, ничего. Я сам этот разговор начал. Забудем. А моя проблема… Ничего, я справляюсь.

Когда Фрэнк ушел, полковник быстро и сосредоточенно начал разбирать и раскладывать вещи. Все это напомнило ему очередную командировку. Прибываешь на новое место, обустраиваешься, потом идешь доложиться начальнику, если таковой предусмотрен. Потом разведываешь обстановку. Выслушиваешь рапорты подчиненных, а ближе к вечеру идешь прогуляться и оглядеться: куда же тебя в очередной раз забросила служба и судьба? Правда, на этот раз было проще. Никто не стрелял за воротами дома или миссии, не предполагались тайные встречи с агентами и осведомителями разведки, а уж о явных терактах и провокациях речи быть не могло. Улисс усмехнулся и решил продолжить эту мысль на так называемом реальном материале.

Итак. Он прибыл на новое место. Фрэнк здесь выступает в роли «нашего человека в Гаване», он же был — «тихий американец». Начальство, которому нужно будет представляться, увы, всего лишь вершитель судеб героинь женской сопливой прозы, а никак не грозный командующий армией или глава правительства, обратившийся за помощью в ООН. А у него, боевого офицера Улисса Лэндиса, нет ни оружия, ни карт, ни секретных донесений. Но, несмотря на такую спокойную и мирную обстановку, на сердце полковника было как-то тревожно, и он никак не мог отделаться от этого проклятого напряжения в душе. Будто внутри него натянута тетива и она никак не ослабевает. Это состояние изматывало его, но сделать с собой он ничего пока не мог. И только присутствие сына сдерживало его от желания помочь себе и расслабиться испытанным способом всех бывших солдат особых войск: подсесть на слабый или не очень слабый наркотик и на несколько часов уйти в другой мир, где нет ни воспоминаний, ни мук совести, ни ответственности за завтрашний день. Эта мысль последнее время все чаще приходила ему в голову. Жизнь теряла смысл, а начать ее заново он не был готов.

Может быть, все дело только во мне? А не в обстоятельствах моей жизни. Просто есть весельчаки, которых ничем не сломишь, и такие мрачные типы вроде меня. Неизвестно, чтобы случилось со мной, была бы Моника жива. Может, я и ее стал бы изводить. А кстати, где Кевин?

Кевин в это время исследовал новое место. Если честно, то ему здесь сразу понравилось. Дело даже не в красотах, а в чем-то другом. Все так живо напоминало старые фильмы про индейцев — все эти декоративные заросли на склоне, валуны, водопад и быстрая река внизу. Стоя на выступе возле стеклянной террасы, Кевин набрал полную грудь воздуха и испустил боевой клич апачей. Эхо ответило ему. Впервые за два года после смерти мамы он вдруг почувствовал в душе радость.