Книга Улыбка Моны Лизы - Джулиана Морис

Ники коснулась руки Люка.

— Мне так жаль профессора Маккейда, — прошептала она.

— Тут уж ничего не поделаешь, — с ложным безразличием он пожал плечами.

Ники погрустнела.

— Тебе не нужно притворяться, — сказала она.

— Кто сказал, что я притворяюсь?

— Я. Даже идиоту видно, как ты переживаешь за дедушку. Я же не идиотка.

Да, Ники была далеко не идиотка. И если бы Люк был сейчас в состоянии думать о чем-нибудь, кроме дедушки, он наверняка попытался бы решить, добавили ли годы объема к ее груди или нет. На Ники были джинсы и слишком большая рубашка, которая оставляла простор для воображения. Как это для нее типично…

Он помнил день, когда Ники вошла в его больничную палату, прижимая к груди стопку книг, — маленькая, в мешковатой одежде, из-за которой она выглядела еще меньше. Ее пристальный взгляд не отрывался от потертого линолеума на полу. Она пробормотала что-то насчет того, будто ее послали подтянуть его по некоторым пропущенным школьным темам.

Подтянуть — его?!

Люк и так был на грани истерики, поскольку его подружка и приятели даже не потрудились навестить его. И, конечно, после слов Ники сразу же взорвался, как атомная бомба. День, когда ему придется учить уроки с тощей, блеклой маленькой девчонкой, не наступит никогда! Свою реакцию на приход Ники Люк выразил лексикой мальчишеской раздевалки. Он надеялся, что после этих слов она обратится в бегство. Но, к его изумлению, Ники села на стул и начала читать вслух.

Через некоторое время он исчерпал все, что хотел сказать, и начал слушать. Скука, от которой страдал в больнице Люк, сыграла в пользу Ники. А потом, когда он присмотрелся к девушке, оказалось, что она не такая уж и блеклая. Совсем не мисс Серая Мышка.

— С чего мне начать? — спросила Ники, словно ничего не говорила о дедушке.

С ее словами образы прошлого исчезли. Кроме одежды, в нынешней Ники ничто не напоминало ту девочку. Он, возможно, когда-то и доверял ей, но теперь… Теперь Люк не доверяет ни одной женщине.

Он покачал головой.

— Начинай, откуда хочешь.

— Хорошо. Уверена, у тебя скопилась куча дел. Мне не нужна компания. Иначе я не смогу сосредоточиться. Если ты мне понадобишься, я тебя позову.

Ники вышла в просторный холл. Бросив беглый взгляд в открытую дверь гостиной на грустное лицо Джона Маккейда, она поднялась по широкой лестнице. Единственное место, которое Люк не показал ей, был чердак. Он просто указал на дверь на втором этаже, в задней части кухни возле лестницы. Логичнее всего начать отсюда.

Хотя в остальной части дома было все еще прохладно, чердак успел нагреться, и Ники стало жарко. Она с ужасом посмотрела на завалы, громоздящиеся перед ней.

— Елки-палки, — вздохнула Ники.

Чердак был огромным. И заполненным самыми разнообразными вещами — от старой швейной машинки до картин в пыли и паутине. Именно паутина вызвала у нее приступ отвращения — Ники панически боялась пауков.

— Страхи — признак слабой воли, — напомнила она себе, поднимая картину, прислоненную к сломанной настенной вешалке. И сразу улыбнулась, поскольку узнала одного из ее любимых художников. Вскоре Ники уже исследовала самые дальние углы переполненного чердака.

Чего здесь только не было! Древняя мебель, картины и старый граммофон, который все еще работал. В шкафу она нашла платье времен Эдуарда и спросила себя, как она будет смотреться в таком прекрасном наряде. Нелепо, наверное. Все же девушка не могла удержаться и прикинула его на себя.

Каково это, чувствовать себя симпатичной и сексуальной? Носить что-нибудь преднамеренно провокационное? Что-нибудь шелковое и откровенное?

Ники нахмурилась и снова зашелестела юбкой. Она всегда носила практичную, бесформенную одежду, которую никак нельзя назвать стильной. Возможно, все сложилось бы по-другому, будь жива ее мама, но отец обращал внимание только на школьные занятия дочери и не научил ее таким пустякам, как одеваться со вкусом. А позже ее муж, неоправданно ревнивый, не разрешал ей надевать что-то открытое.

Она нахмурилась, думая о Силаче.

Возможно, он и любил ее, по-своему. Он, конечно, умолял ее не разводиться с ним, клянясь, что изменится, пусть только даст ему еще один шанс. Проблема была в том, что Ники и так уже предоставила ему слишком много шансов. А теперь поняла, что, пока не поздно, пока она не привыкла к его оскорблениям и обманам, необходимо уйти.

Ники очень переживала. Им было хорошо вместе — они смеялись над одними и теми же вещами, любили смотреть старое кино, оба хотели провести медовый месяц в Диснейленде. Но все изменилось еще до того, как они поженились. Умер Дэнни, старший брат Силача, и ему пришлось взять на себя его обязанности в семье. К тому же он вылетел из колледжа, проучившись один семестр.

— Забудь, — пробормотала она.

С одной стороны, Ники было жаль, что ее брак развалился, с другой — она чувствовала облегчение.

Время от времени она вспугивала мышей, которые с писком убегали прочь. Ники достала пыльную хрустальную вазу, и толстый волосатый паук упал на ее руку — тут и она сама завизжала. Стряхнув паука, девушка с невероятной скоростью бросилась к двери чердака и, громко захлопнув ее за собой, стремительно сбежала вниз по лестнице. Ники ничего не могла с собой поделать — она панически боялась пауков.

— Что случилось? — Люк вышел из кабинета.

— Ммм… ничего. Я просто… решила передохнуть, там очень жарко.

Он раздраженно посмотрел на нее и помахал кипой бумаг, которую держал в руке.

— Мне трудно сконцентрироваться на работе, когда ты так хлопаешь дверями и громко топаешь по лестнице! У меня бизнес, которому нужно уделять внимание.

На Ники накатила волна ярости, но она сдержалась.

— И-и-звини, мистер Маккейд, я постараюсь больше не хлопать дверью.

Люк хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой. В конце концов, Ники здесь ни при чем. Он действительно никак не мог сосредоточиться, но лишь потому, что беспокоился о дедушке. К тому же он должен был принять нелегкое решение. Никто в семье не хотел решать эту проблему. Все почему-то ждали, что все чудесным образом устроится по-прежнему.

Люк пытался найти выход из сложной ситуации, но у него ничего не получалось. Старик таял на глазах. Дедушку отвезли к доктору еще раз, и доктор Кроеджер поставил диагноз — старость. Но лечение не возымело эффекта, не помогли умственные упражнения, которые они пробовали, — трудно лечить пациента, если он не хочет выздоравливать.

Люк даже сожалел, что не может обсудить эту проблему с Ники. В конце концов, у нее трезвая голова на плечах, а так как она не была членом семьи, то могла рассуждать здраво.

Люк кашлянул:

— Прости… я не хотел орать на тебя. Нашла что-нибудь ценное?